Горькие туманы Атлантики

Указания адмиралтейства на сей счет изобиловали предостережениями, оговорками, запретами, и Гамильтон не имел ясного представления, что же ему дозволено в случае встречи с «Тирпицем». Он знал, что планы адмирала Тови тоже отвергнуты. Все это мотивировалось главной задачей — проводкой конвоя. Но как можно выполнить операцию, избегая боя? Видимо, адмиралтейство попросту боялось потерь своих боевых кораблей. Что ж, потопление «Бисмарка» тоже обошлось англичанам недешево, но цель оправдала себя. А тот, кто боится потерь, не способен выиграть битву.

Многое не нравилось Гамильтону. Он считал, что британский флот мог бы действовать поактивнее — и в Тихом океане, и в Индийском, и здесь, в Атлантике. И если б еще усилить морскую авиацию… Он искренне полагал, что флот союзных держав намного сильнее германского. Немцы успели к началу войны построить линкоры, большое количество подводных лодок, но не успели все-таки главного: подготовить опытные кадры. Нет у них ни выдающихся флотоводцев, ни асов-подводников, как в первую мировую войну. Правда, есть авиация — грозная и могущественная. Она делает флот Германии гораздо сильнее. И жаль, что Черчилль не может этого уяснить.

Гамильтон не был честолюбивым. Когда ему присвоили звание контр-адмирала, он не пришел в восторг, поскольку к тому времени не занимал адмиральской должности. Когда же позже его назначили на такую должность, это принесло ему не только радость, но и множество разочарований. Он прошел долгий путь от младшего офицера до командира крейсера, привык подчиняться, беспрекословно выполняя указания свыше, веря, что там, наверху, люди, принимающие решения, мудрее и опытнее его. Став адмиралом, он, естественно, чаще стал общаться и с чинами адмиралтейства и вдруг убедился, что служат там такие же офицеры, как всюду, не лучшие и не худшие. Но зато они более тесно связаны и с правительством, и с политикой, вынуждены учитывать не только объективную необходимость, но и настроения кабинета министров, премьера, и потому их решения, в которые он, Гамильтон, до этого верил безоговорочно, подчас расплывчаты, нерешительны, завуалированы, хоть и облачены в категорическую форму приказов. Прикоснувшись к вопросам большой войны, оперативным, а не тактическим, он обнаружил, что людям, вершащим судьбы флота, так же свойственно порой ошибаться, как и всем прочим. Что-то померкло в нем — быть может, бездумная гордость принадлежности к британскому флоту, которой жил он в течение долгих лет.

Организация операции по проводке конвоя лишь усиливала нерадостные впечатления. Что их ждет впереди? Как поступить, если немцы предпримут решительные действия? Вопросы, вопросы… А операция уже началась, конвой уже в море.

Все чаще случались минуты, когда он, адмирал, завидовал не только командиру крейсера, но и рядовым офицерам. У них, конечно, тоже полно забот, но те заботы не вызывают сомнений и горестных мыслей — они конкретны и целенаправленны. От них, тех забот, можно и оторваться на час-другой и легко и свободно подышать сырым, солоноватым воздухом океана, наглядеться на море, которое Гамильтон любил по-прежнему, быть может, уже не только по зову сердца, но и по привычке. Да просто по-человечески порадоваться первым появившимся чайкам после долгого перехода… С тех пор как он стал адмиралом, в нем ни разу не возникло знакомое чувство приподнятости, окрыленности, рожденное простором и стремительным движением корабля. Высокая должность, отягченная множеством самых разнообразных обязанностей, как бы лишила его простых и радостных ощущений, доступных моряку, любящему свою профессию.

Больше всего его тяготила полная зависимость от адмиралтейства. Люди, находящиеся от Гамильтона за тысячи миль, направляли ход его мыслей, подсказывали решения и требовали их исполнения. А ведь ему самому обстановка на месте чаще всего была гораздо ясней и понятней… «Ей-богу, стоит пожалеть, что сейчас не эпоха парусного флота, — ухмыльнулся Гамильтон, отодвигая ноги от раскалившегося камина. — Ни радио, ни какой другой связи… Адмирал в автономном плавании полновластно командовал соединением, сам принимал решения, сам воплощал их в жизнь, погибая или достигая победы… Молодой Нельсон мог позволить себе в разгар сражения поднести подзорную трубу к черной повязке, закрывавшей глаз, потерянный в прежних битвах, и заявить, что не видит сигнала к отступлению на рее флагманского корабля. И выиграть затем бой… А тут засыплют шифрограммами, и еще до первого залпа запутаешься в них, как в лабиринте. Правда, в то время не было самолетов, подводных лодок, и агентурные сведения прибывали нередко через много недель, когда уже не имели значения. Что ж, в нынешний век необходимо координировать действия и флотов, и соединений, и роль адмиралтейства как главного штаба в этом неоценима. Но почему штабные чины в Лондоне так неохотно прислушиваются к мнению тех, кто находится в море?»