Горькие туманы Атлантики

Иногда Лухманов старался казаться смелым и взрослым, и это проявлялось в наивном мальчишестве, как тогда в яхт-клубе, когда их швертбот перевернуло порывом ветра. Он хотел быть заботливым — и не умел. Пытался завладеть старшинством в их дружбе — и попадал в смешное положение. Наверное, с ним было бы весело и счастливо семнадцатилетней девчонке. Но порой в его жестах, во взгляде, в голосе проскальзывала такая глубина и прочность чувства, такая верность, серьезность, что и она, женщина, теряла власть над собой от предчувствия и желания счастья. И в конце концов, перестала сопротивляться и своему сердцу, и его любви. И шагнула навстречу Лухманову — не оглядываясь, не задумываясь.

Загородный домик-сарайчик над морем стал первым их общим приютом… Ольга не любила вспоминать свое первое замужество. С Лухмановым она словно опять возвратилась в юность. Впервые, как и ее юный муж, открывала для себя загадочную прелесть интимности, близости, освященной чувством и взаимной чистотой, той близости, что не отталкивает, а скрепляет. Вновь поверила в женское счастье, в котором было уже разуверилась. И это пробудило в ней вдруг беспредельную доверчивость, отзывчивость на каждую ласку Лухманова; больше всего ей теперь хотелось, чтобы угловатому парню, суженому ее, было всегда с ней радостно и хорошо.

С тех пор прошло много лет, и Ольга ни разу не пожалела о том, что стала женой этого человека.

Морячек судьба мужскою любовью не балует. Да и только ли любовью? Береговой дом, быт, семья лежат, по сути, на плечах женщин, и потому частые и долгие разлуки с мужьями мучают, утомляют, раньше времени старят. Но, должно быть, разлуки еще тяжелее, когда подобных забот у женщины нет. Дом в житейском понимании Ольгу мало обременял: она любила профессию гидрометеоролога и продолжала, выйдя замуж, работать. Однако — наверное, в отличие от многих — с досадою отмечала, что только треть суток заполнена службой и, как бы занята ни была, всегда оставалась уйма времени для ощущения одиночества.

Ожидание Лухманова из рейсов длилось месяцами, и Ольга вконец изводилась. Зато когда он возвращался… Встречала его у причальной стенки, и часы, пока соблюдались портовые формальности, казались более длительными и томительными, нежели минувшие месяцы. Чаще всего они лишь на минуту забегали на городскую квартиру, а потом тут же уезжали все в тот же домик над морем. И там отрекались от мира, существуя лишь друг для друга.

Что ж, разлуки мучили, однако не позволяли их отношениям превратиться в привычку, в будничность — каждая встреча становилась праздником, торжеством любви. В такие дни Ольга с превосходством, чуть-чуть свысока поглядывала на других женщин: у тех была семейная жизнь стабильная, но зато не было праздничных встреч, как у морячек. Встреч, позволявших со всей полнотой ощутить и в сорок, что жизнь и счастье — прекрасны, что молодость — бесконечна.

Гораздо труднее стало, когда Лухманова назначили капитаном и перевели на Север. Ни друзей, ни знакомых в Мурманске — Лухманов единственный, кто связывал Ольгу с этим краем. И без него край этот казался чужим, неприветливым, а ожидание — пыткой. С надеждой глядела на каждый дымок парохода, хоть и знала, что в это время «Кузбасс» находится где-то у берегов Канады. Правда, Мурманск, в отличие от родного города, был городом-портом на все сто процентов, доля у женщин здесь складывалась почти одинаково — завидовать, как на юге, было некому: чужое счастье глаза не мозолило. И на том спасибо…

Лухманов ушел на Шпицберген, когда Ольга получила телеграмму о том, что мама при смерти. Послала ему радиограмму, а сама бросилась к поезду. Маму уже не застала, едва успела на похороны. Несколько дней проревела. Ночью разбудил ее телефонный звонок Лухманова. Он, как мог, утешал, тревожился за нее. Потом приехал, взяв на неделю отпуск.

Домик-сарайчик, с которым было так много связано, пришлось наскоро продать, как и вещи: Ольга взяла лишь немногое, на память об отце и матери. Квартиру сдали. И собрались на Север уже надолго, быть может, навсегда.

Смерть мамы как бы подвела черту под прошлым, под молодостью. Лухманов стал теперь единственным родным человеком не только на мурманском берегу, но и в жизни вообще. А Мурманск нежданно-негаданно оказался постоянным их домом.

Со временем, когда боль утраты немного притупилась, жизнь постепенно начала втягиваться в новую колею. Ольга поступила работать в управление порта, появились товарищи, сослуживцы, знакомые. Да и Лухманова ожидала теперь не одна, а вместе с женами моряков теплохода. Домой и на работу к ней то и дело забегали моря́чки узнать, нет ли весточек с «Кузбасса», скоро ли встречать мужей. Почему-то все полагали, что жена капитана должна обо всем узнавать раньше других.