Горькие туманы Атлантики

Эти слова настолько расстроили помполита, что несколько мгновений он стоял, словно оцепенев, и только затем со злостью швырнул мегафон в угол мостика. Да и все вокруг тоже примолкли: неприкрытый, откровенный цинизм экипажа «Кристофера Ньюпорта» поверг в неловкость мужчин, и они стеснялись взглянуть друг другу в глаза, словно были причастны к постыдному поступку американцев. В море свои неписаные законы, и кем бы ты ни был — американцем, англичанином, русским, — в море ты прежде всего моряк. Выходило, что на покинутом транспорте не оказалось ни одного моряка. Было от чего загрустить… Наверное, в ту минуту не одному подумалось: «Если союзные экипажи и в дальнейшем так себя поведут, не многие грузы достигнут портов назначения».

Пока «Кузбасс» проходил мимо неподвижного «Кристофера Ньюпорта», моряки неотрывно смотрели на покинутый транспорт. Палубы его дымились, однако пожар не разгорался, а, как показалось кузбассовцам, даже утих, угасая сам по себе. Под шлюпбалками болтались тали, раскачиваемые ветром, за бортами безжизненно свисали шторм-трапы, а двери надстроек были распахнуты настежь. Поблизости плавали спасательные круги и пробковые пояса, — наверное, в панике и их пытались использовать. Пулеметы со вставленными лентами торчали стволами в разные стороны, больше никому не угрожая. Из патрубков продолжал сочиться с тихим сопением пар, волны мерно плескались под кормовым срезом, и чудилось, будто транспорт, преданный экипажем, жалобно и беспомощно всхлипывал. Все напоминало о поспешном бегстве команды, но не хотелось верить, что судно, заполненное несколькими тысячами тонн важных грузов, целое и почти невредимое, обречено.

Моряки теплохода отводили глаза, чтобы не видеть тяжкого зрелища: нет ничего печальнее в океане, чем корабль, покинутый экипажем, — и кто знает, какие мысли и чувства рождались у каждого, кто оказался свидетелем бесславного конца «Кристофера Ньюпорта»… Будь «Кузбасс» не в конвое, а одиночкой, Лухманов, не задумываясь, высадил бы на транспорт часть своей команды, и моряки, в которых он, капитан, уверен, наверняка ликвидировали бы пожар, повели бы обреченное судно дальше. Но в конвое свои законы, и он, Лухманов, не смел их нарушить. Что ж, прощай, «Кристофер»…

Поднялся радист, протянул Митчеллу бланк, и тот, пробежав строчки взглядом, доложил Лухманову:

— Отбой тревоги, но сохраняется готовность. Подобранный летчик со сбитого самолета подтвердил: атаки будут следовать очень скоро и очень часто. — И уже тише добавил: — «Кристофер Ньюпорт» потопят артиллерийским огнем.

— Значит, пропали грузы?.. — вздохнул потерянно Савва Иванович.

— Таков закон конвоя, — развел руками лейтенант. — Корабли эскорта имеют приказ добивать отставшие суда, чтобы не достались врагу.

Помполит промолчал. О чем он думал в эту минуту? О фронте? О том, как нуждаются там сейчас в каждом снаряде и в каждой тонне горючего? А тут за здорово живешь уничтожают несколько тысяч тонн грузов… Разве же это война? Разве те, кто плавает на судах, не такие же бойцы, как и те, кто в окопах? Почему же ни коммодор, ни командир эскорта не пресекли панику, не призвали к порядку струсивший экипаж? Если с немцами так воевать — и через четверть века не дождешься победы…

Почти о том же думал и Лухманов. Первый бой выиграли, по сути, немцы, ибо сбитый самолет и потерянный транспорт — не равная плата. Впрочем, при чем тут немцы? Бой проиграли союзники. Горькая участь «Кристофера Ньюпорта» обусловлена не успешными действиями противника, а бездарностью команды и капитана. К счастью, не все американцы такие. Он, Лухманов, уверен: окажись в подобных обстоятельствах капитан Гривс, наверняка бы нашел в себе и мужество, и решимость, проявил бы себя настоящим мужчиной и опытным моряком.

За кормой послышались орудийные выстрелы — невольно все обернулись. Эскортный миноносец расстреливал «Кристофера Ньюпорта». Стрелял он с близкой дистанции, однако снаряды пролетали выше надстроек транспорта, едва ли не между мачтами, падая с перелетом.

— Мазилы… — проворчал Савва Иванович и покосился на Митчелла, не слышал ли тот: стреляли ведь англичане, комендоры военного флота, к которому принадлежал и молодой лейтенант.

Но вот один снаряд, а за ним второй разорвались на судне. Потом еще и еще… «Кристофер Ньюпорт» окутался дымом и паром, мачты на нем покосились, и транспорт стал оседать кормой. Лухманов отвернулся. Снова оглянулся только тогда, когда орудийные выстрелы смолкли. На месте, где недавно покачивался неподвижный «американец», вздувалась и клокотала вода, всплывали обломки, какие-то ящики, бочки, доски — тот корабельный хлам, которого всегда хватает на палубах всякого судна. Миноносец, исполнив долг, торопливо, не оглядываясь, догонял конвой.

Прямо на белой краске ходовой рубки Митчелл грифелем начертал: 34—1. Что ж, печальная арифметика плавания началась…

Лухманов разрешил свободным от вахты отдыхать не раздеваясь. Птахову же приказал установить дежурство артиллерийских расчетов, чтобы один из «эрликонов» был в случае надобности готов немедленно открыть огонь.