Горькие туманы Атлантики

Дизель работал ровно, внизу, под ногами, так же ровно гудел гребной вал, а в общем грохоте машинного отделения привычное ухо стармеха улавливало размеренный четкий ритм заданного режима, в который втянулись не только люди, но и механизмы. Для Синицына в этом царстве люди и механизмы были неотделимы… Довольный, он устало присел возле наклонного столика вахтенного механика под нагромождением различных циферблатов и шкал. На столике лежал раскрытый вахтенный журнал, прикрепленный на всякий случай шнурком, словно абонентная книга в будке телефона-автомата. Стармех полистал его и тихо, чтобы слышал только Кульчицкий, проворчал:

— И что это за почерк у всех вас, прости господи, как у куриц! Ни черта не прочтешь… И пятна масляные на листах. Вы что, журналом пайолы протираете, что ли?

Ворчал он просто так, для порядка, ибо понимал, что руки у вахтенных механиков — не пирожное крем-брюле и мыть их перед каждой записью — мыла не напасешься. Его, бывало, тоже со смехом упрекала жена, что письма, которые ей посылал, пахнут мазутом… Эх, жена, жена, как она там? Молодым — и то ныне тяжко, а ей… Хвори, должно, совсем одолели на голодном пайке. А он и везет ей только что баночку кофе да несколько банок сгущенного молока. Других подарков не раздобыл: с начала войны моряки полагающуюся валюту отдавали в фонд обороны. Ежели «Кузбасс» дойдет до Мурманска благополучно, капитан разрешит, конечно, поделиться немножко с близкими судовыми харчами. Да только на тех харчах не больно-то разгуляешься!

Отчетливо представил себе жену — сухонькую, рано поседевшую. Прожили вместе больше четырех десятков годов, а рядом были, ежели сплюсовать недели и дни, от силы года четыре. Мало изведала и ласки его, и заботы. Свыклась, стерпелась — молчалива, не попрекая, ждала. Не то что нынешние молодые: судно едва за брекватер — сразу же хвост павлином!.. На Синицына внезапно нахлынуло чувство такой тоскливой жалости и ласки к жене, что он тяжело вздохнул.

— Что такое? — с готовностью обернулся Кульчицкий.

— Да так… Надо бы воду замерить в цистерне.

— Перед сдачей вахты замеряю, — кивнул четвертый механик.

Высоко вверху открылась дверь тамбура. Осторожно ступая по ступенькам трапов, на скользких пайолах опасливо хватаясь за поручни, с этажа на этаж спустился Савва Иванович. Синицын встретил его, укоризненно покачал головой:

— С больными-то ногами спускаться в преисподнюю нашу! Свистнули бы — я бы поднялся!

Помполит, еще не привыкший к грохоту машинного, прокричал в ответ громче, чем следовало:

— Не инвалид еще! Пришел проведать, как тут у вас!

— А что у нас… Двигатель кушать не просит — знай молотит свое и молотит.

— Без вас работает, что ли?

— Не так чтобы совсем, однако и нервы нам не портит: не капризничает, — заключил стармех с плохо скрытой гордостью. Он усадил Савву Ивановича на стульчик, на котором недавно сам восседал, в свою очередь поинтересовался: — Как наверху, спокойно?

— Пока спокойно, да только надолго ли… Пролетел разведчик, засек и наше место, и курс, и скорость. Немецкие летчики уже рисуют, наверное, нас на своих планшетах… Жаль, курить у вас тут нельзя.

— Для здоровья полезней. Мы и без курева дым пускаем.

Отдышавшись, помполит осмотрелся вокруг, не то спросил, не то констатировал:

— Что-то не вижу спасательных поясов…

— Уныние они на людей наводят, — поморщился старший механик. — А у меня молодежи много.

— Уныние унынием, — рассудил помполит, — а все же надобно, чтобы имелся у каждого под рукой. Прикажи.

— Добро, — ответил Синицын без явной охоты, сознавая однако, что приказ Саввы Ивановича так же, по сути, обязателен, как и приказ капитана.

А капитан в это время по-прежнему бродил по мостику, раздумывая над тем, когда же немцы начнут атаки. В том, что атаки последуют в самое ближайшее время, Лухманов не сомневался: в океане германские самолеты гонялись даже за отдельными кораблями — разве оставят они без внимания такую заманчивую цель, как тридцать четыре транспорта?! Наверное, гитлеровцы бросят против конвоя несколько авиационных полков: все-таки цель значения стратегического, да и господство свое в Северной Атлантике попытаются подтвердить, нагнать на союзников страху. Немцы любят демонстрировать мертвую хватку!

Интересно, кто будет наносить удар: бомбардировщики или торпедоносцы? Скорее всего, и те и другие одновременно: бомбардировщики попытаются отвлечь на себя огонь, чтобы дать возможность торпедоносцам незаметно подкрасться к транспортам на малых высотах. Не исключено, что в это же время будут атаковать и подводные лодки. Комбинированный удар! Главное в этих условиях — не потерять голову, чтобы, как говорит Семячкин, «не заходило очко в мозговых извилинах». Быть собранным, хладнокровным, рассуждать расчетливо и мгновенно, точно определять в каждый миг, по кому открывать огонь. Хватит ли выдержки у него, Лухманова?