Важней выяснить другое. Почему от «дружища» Ленина Горький в 1921 году бежал, а к «тирану» Сталину вернулся, да еще и со словами хвалы на устах? Каким «золотым ключиком» к душам человеческим обладал этот «замечательный грузин», что сумел «заманить» к себе Горького и использовать его мировой авторитет?
Возвращение «условно»
В конце 1921 года Горький уезжал из России, обозленный на коммунистов. Даже трудно сказать, на кого именно он был в наибольшей ярости (видимо, все-таки на Зиновьева). Но не понимать, что в центре всех событий стоит его «друг» Ленин, он не мог.
Из переписки Горького с Короленко 1920–1921 годов (последний жил в Полтаве) можно судить об отношении Горького к политике большевиков, то есть Ленина и Троцкого. «Вчера Ревтрибунал судил старого большевика Станислава Вольского, сидевшего десять месяцев в Бутырской тюрьме за то, что издал во Франции книжку, в которой писал неласково о своих старых товарищах по партии. Я за эти три года много видел, ко многому „притерпелся“, но на процессе, выступая свидетелем со стороны защиты, прокусил себе губу насквозь».
В этом же письме Горький с уважением отзывается о патриархе Тихоне (которого Ленин ненавидел): «…очень умный и честно мыслящий человек». Это Горький-то, который не терпел церковников, так как еще с юности был обижен ими! Насколько же должно было измениться его сознание!
Письмо было написано в связи со смертью зятя Короленко К. И. Ляховича. Его арестовали, в тюрьме он заразился сыпным тифом, и тогда его отпустили умирать. «Удар, Вам нанесенный, мне понятен, — пишет Горький, — горечь Вашего письма я очень чувствую, но — дорогой мой В. Г. — если б Вы знали, сколько таких трагических писем читаю я, сколько я знаю тяжелых драм! У Ивана Шмелева расстреляли сына, у Бориса Зайцева — пасынка. К. Тренев живет в судорожном страхе, А. А. Блок, поэт, умирает от цинги, его одолела ипохондрия, опасаются за его рассудок, — а я не могу убедить людей в необходимости для Блока выехать в Финляндию, в одну из санаторий».
Смерть Блока, расстрел Гумилева (ускоренный потому, что Горький бросился «хлопотать» за него в Москву), наглость Зиновьева и непробиваемое мнение Ленина, что всё, чем занимается Горький, это «пустяки» и «зряшняя суетня», привели к тому, что Горький из России уехал.
Но, поостыв в эмиграции, он вновь стал посматривать в сторону советской России. Неверно и неблагородно думать, что причиной тому был исключительно финансовый кризис. Недостаток денег действительно начинает сильно омрачать быт соррентинского отшельника, причем главным образом даже не его, а его большой «семьи». «Семья» Горького привыкла жить «на широкую ногу». Сноха Тимоша любила одеваться по последней европейской моде (во всяком случае, так пишет Нина Берберова, к слову, без тени осуждения). Сын Максим Пешков был страстным автогонщиком. Спортивные машины стоили дорого. Только в СССР он мог позволить себе иметь спортивную модель итальянской «Лянчи». Наконец, глава «семьи» привык жить в почти ежевечернем окружении гостей, за щедро накрытым столом. И не любил считать деньги, настолько, что их от него прятали, по воспоминаниям В. Ф. Ходасевича.
Все это — неограниченный кредит, отсутствие забот о доме и даче, щедрые гонорары и т. д. — Сталин Горькому обещал через «курсировавших» между Москвой и Горьким. Впрочем, это было и так ясно: всемирно известного писателя, вернувшегося в СССР, не могли поселить в коммунальной квартире, как Цветаеву, и заставить ходить в магазин за продуктами по карточкам. Эта часть соглашения с Кремлем была очевидна, хотя едва ли сам Горький ожидал, что ему «подарят» особняк Рябушинского, дачу в Горках, да еще и дачу в Крыму. В этой части их соглашения Сталин «переиграл», как классический восточный деспот, закармливающий своего фаворита халвой до смерти. Да и символика тут была не без фарса. Хозяин роскошного особняка, построенного архитектором Ф. О. Шехтелем (это было его первое творение в стиле модерн), С. П. Рябушинский жил в эмиграции, как и все братья Рябушинские, члены огромной купеческой семьи, изгнанной из России революцией. Оставшиеся на родине сестры, Надежда и Александра, погибли на Соловках в 1938 году.
В материальном отношении Горький и «семья» получили всё и даже сверх разумной меры. Между тем не будем забывать, что в 1917–1921 годах в квартире Горького на Кронверкском в шкафу висел один костюм, а на фотографии празднования годовщины издательства «Всемирная литература» (главное и любимое детище Горького периода революции) на столе стоят только чашки для чая и больше ничего.
Справедливости ради надо сказать, что Сталин в этом отношении (как и во многих других) был дальновиднее своего учителя Ленина. Литературе Сталин придавал громадное значение. В разработке проекта Союза писателей СССР он принимал личное участие и отступил под нажимом Горького, который пожелал видеть в руководстве «своих» людей. Так он всегда умел временно отступать, чтобы затем вернуться и править единолично.