Горький

Сегодня объективно доказана невиновность врачей, лечивших Горького. Об этом пишет академик Е. И. Чазов, исследовавший историю болезни писателя, медицинские записи и заключение вскрытия. «В принципе, — считает он, — можно было бы не возвращаться к вопросу о точности диагностики заболевания А. М. Горького, учитывая, что даже при современных методах лечения, не говоря уже о возможностях 1936 года, та патология, которая описана даже в коротком заключении, как правило, приводит к летальному исходу».

Не будем забывать и о том, что Горький был трудным пациентом. Каждый его приезд в Москву из Крыма в последние годы сопровождался пневмонией. При этом писатель до конца жизни выкуривал по 75 (!!!) папирос в сутки.

Тем не менее загадочная фраза П. П. Крючкова («Если бы не лечили… может быть, и выздоровел бы»), а также та поспешность, с которой делали вскрытие врачи, наводят на нехитрую мысль. Да в самом деле — не залечили ли Горького? Не по приказу Ягоды и не по желанию Сталина. Из-за чрезмерного энтузиазма. Из-за той чудовищной нервозности, которая нагнеталась в Горках в последние дни жизни писателя. Из-за неизбежного столкновения врачебных амбиций (17 врачей и все лучшие, все «светила»). Из-за понятного страха ошибиться или «недолечить» государственно важного пациента, за которого им «головы снимут»[52]. Тем более что все доктора прекрасно понимали: Сталин — не любил врачей. Просто не любил как факт.

Сталин, Горький и бессмертие

И этим, между прочим, существенно отличался от Горького, рыцаря и романтика науки, в том числе — и медицинской.

Сегодня личности Сталина и Горького иногда пытаются «привязать» друг к другу, доказать их психологическую если не похожесть, то, во всяком случае, совместимость.

Но уже по отношению Горького и Сталина к медицине можно сделать вывод о явном несходстве этих натур.

Для Горького смерть — это «недоразумение» природы. В этом плане он относился к ней, к природе, с негодованием. Как это, человек — венец творения, и смертен?! Непорядок!

Когда Горький обратился к Сталину с просьбой о содействии в создании Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), Сталин его просьбу поддержал. И не только потому, что поначалу поддерживал все культурные инициативы Горького. Он сам был заинтересован в этом. ВИЭМ был создан в 1932 году на базе ранее существовавшего Императорского института экспериментальной медицины (ИИЭМ), основанного принцем Ольденбургским, который являлся попечителем Института до февраля 1917 года.

В 1934 году ВИЭМ был переведен из Ленинграда в Москву. Рядом с нынешней станцией метро «Щукинская» для него строили огромное здание. Но смерть Горького (патронировавшего институт, как раньше принц Ольденбургский) и война перечеркнули эти планы. В громадных помещениях института расположились лаборатории Курчатова, а затем все это отошло в ведомство Курчатовского института.

Одной из задач ВИЭМ, как понимал Горький (в этом его поддерживали Сталин и другие члены Политбюро), было максимальное продление жизни. Идеалист-Горький уповал даже на достижение человеческого бессмертия, продолжая мировоззренческую линию ценимого им, да и некоторыми другими советскими писателями (Ольгой Форш, Маяковским и, разумеется, Андреем Платоновым) философа Н. Ф. Федорова.

Задача человека — победить смерть. Исправить ошибку природы. Или Бога.

«Душою» горьковских мечтаний и научных инициатив оказался уже упоминаемый профессор Алексей Дмитриевич Сперанский. Именно ему Горький больше всех доверял не только реализацию мечты о бессмертии, но и свой уже смертельно больной, обреченный организм.

Нигде в воспоминаниях о его последних днях мы не найдем прямых жалоб на врачей. Иногда он злится, ворчит, но на кого? На себя. «Когда ему ставили клизму, — вспоминает М. И. Будберг, — он сердился: „Таких больных надо расстреливать!“» Больных, а не докторов.

Важное место в воспоминаниях Крючкова. Когда врачей вокруг больного собралось слишком много, Горький понял, что умирает. «Должно быть, дело плохо — врачей прибыло. А сколько среди них „наших“?» — спросил он.

«Наши» — это Сперанский и его сторонники, врачи из ВИЭМ. Им Горький доверяет себя на краю пропасти. Сталин не доверял врачам не только себя (опять-таки из боязни быть убитым), но и здоровье своего сына. Вспоминает невестка Льва Григорьевича Левина: «Наверное, первая их встреча (Сталина и Левина. — П. Б.) произошла, когда заболел Яков, сын Сталина от первого брака. Вторая жена — Надежда Сергеевна Аллилуева — вызвала Л. Г. Левина (Левин лечил членов Политбюро и их родственников. — П. Б.). Оказалось, что у Яши тяжелое воспаление легких. Лев Григорьевич без ведома Сталина остался на ночь дежурить. Утром в дверях они столкнулись.

— Это еще кто? — рявкнул Сталин.

— Доктор Левин, он дежурил у Яши… — начала было объяснять Аллилуева.

Сталин зло прервал:

— Зачем нужен доктор?! Что за глупости!!!»