Горький апельсин

Я колошматила в дверь кулаками, а она стояла рядом и бесстрастно наблюдала.

– Другой ключ есть?

Я знала, что нет. Я снова высунулась в окно, точно пропавший ключ мог вдруг появиться. Я еще поколотила в дверь, глянула на Кару, а потом обрушилась на дверь всем своим весом. Но, как и все двери в Линтонсе, эта была крепкая, ее сделали на совесть. Я только ушибла плечо. Дверь не дрогнула.

Кара боком сидела на подоконнике в своей давней позе – упираясь ступнями в противоположную раму. Она глядела куда-то в пространство.

– Никуда не уходи, – сказала я.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, но ничего не ответила. Я выбежала из гостиной, пронеслась по коридору мимо своих чемоданов, метнулась на винтовую лестницу, спустилась в подвал. Включила свет, и лампочки одна за другой озарили коридор. Здесь я немного помедлила, стараясь выровнять свое дыхание, и потом уже заставила себя войти в комнатку дворецкого, где Питер держал свои инструменты. Кувалда лежала рядом с сундуком. Она оказалась тяжелее, чем я ожидала, ее пришлось нести обеими руками, и мои плечевые мышцы заныли еще до того, как я добралась до лестницы.

Ворвавшись в их гостиную, я увидела, что Кара стоит перед окном, поставив одну ногу на подоконник, словно красит ногти. Она дернулась при моем появлении. Может, она ожидала, что меня не будет дольше, а может, думала, что я приведу полицию. Я волокла позади себя кувалду, которая вспахивала ковер за моей спиной. Увидев инструмент, она отошла от окна, в один шаг снова оказавшись перед дверью ванной.

– Уйди с дороги, – сказала я, встав к ней лицом к лицу.

– Тебе туда нельзя, – повторила она. – Просто отправляйся домой, Фрэнсис.

Я не знала, какое место она имела в виду.

Я толкнула ее и одновременно попыталась размахнуться своим инструментом, но мы с ней обе запутались в ее зеленом платье, и, когда я снова отвела молоток, она тоже за него ухватилась.

– Дай мне туда попасть! – завопила я. – Это все ваше дурацкое соглашение, да? Что ты натворила? Что ты натворила?!

– Нет! Отпусти! – крикнула она.

Она потянула за тяжелую часть кувалды. Она оказалась сильнее, чем я предполагала, и рукоятка выскользнула у меня из рук. По инерции ее чуть не вынесло в открытое сзади окно. Но в последний момент она извернулась, и в окно полетел молоток. Мы услышали, как он упал, и я прокричала ее имя или какое-то другое слово. Кара висела в окне, отклоняясь на спину. Только ее ноги оставались в комнате. Кончиками пальцев она цеплялась за раму, и моя нога прижала подол ее зеленого платья к полу, чтобы она не вывалилась. Оранжевое солнце образовало идеальный нимб вокруг ее прекрасного лица и волос. Казалось, от нее исходит золотое сияние, и на секунду я вспомнила проповедь Виктора о свете и преображении. В этот самый миг наши взгляды встретились, и я увидела, что она спокойна, гнев и тоска ушли. Тут она отпустила пальцы – и ветхое платье порвалось под моей ногой, и она рухнула назад, уже ничем не удерживаемая. Я услышала тяжелый удар, треск разбитого черепа, вскрик – даже не вскрик, а просто громкий выдох. Я закрыла лицо руками. Не знаю, надолго ли я застыла на месте. Но потом я все-таки набралась смелости и выглянула в окно.

* * *

В доме стояла абсолютная тишина. Впервые я осталась здесь одна. Я знала, что́ я найду, но все-таки поднялась в свою ванную, сняла половицу и в последний раз посмотрела в глазок – на Питера. На мою любовь. Вода в ванне была розовая, а на полу валялся мой нож для образцов, хотя я знала, что Питер не сам сделал это с собой. Теперь уже незачем было спешить. Я смотрела, как он лежит на спине, вытянув руки по бокам. Глаза у него оставались открыты, но они, казалось, были сосредоточены на чем-то позади того отверстия в потолке, через которое я глядела на него. На какой-то точке над крышами Линтонса, высоко в вечернем небе. Он лежал неподвижно, словно еще один гизант, сделанный из гипса и помещенный на собственную гробницу. Его тело светилось алебастровой белизной. Мне хотелось, чтобы он встал, оперся руками о края ванны и поднялся, роняя капли воды. Я лежала рядом с вынутой половицей и плакала о нем.

* * *

Потом я спустилась на террасу. Не чтобы убедиться, что Кара мертва: я поняла это, едва выглянула в окно, – а чтобы забрать кувалду. Все мышцы у меня дрожали, тело тряслось, но я все-таки вытащила ее из-под головы Кары. В свете, падающем из окна, я увидела, что к одному из углов металлической части инструмента пристали волосы и кожа, но к тому времени, когда я проволокла его по грязи, скопившейся под рододендронами, все это стерлось. Правда, рукоятка оставалась липкой от крови.