Горький апельсин

В пять часов я вернулась в комнату. Положила закладку в то место, до которого дочитала мать, закрыла книгу, опустила на прикроватный столик. Мать дремала. Включив ночник, я подошла к окну и выглянула наружу. На улице никого не было. Я задвинула занавески. Мать вздохнула. Во всем этом был привычный порядок. Нам нравились наши привычные ритуалы, вся эта рутина. Я обошла кровать, подойдя к ней с другой стороны, и приподняла мать за плечи, чтобы вытащить дополнительную подушку из-под ее затылка. Я не убрала ее на верхнюю полку гардероба, на ее законное место. Во всяком случае, не сразу. Мать сопротивлялась, стонала. Она была сильнее, чем я ожидала.

Потом у нее был такой вид, точно она спит. Она лежала так мирно.

– Прости, мама, – сказала я.

Вода просачивается под дверь тюремной больничной палаты, где я лежу. Поднимается вокруг ножек стула, на котором сидит Виктор. Край одеяла совсем промок. В углу мычит белая корова. Я никогда не любила коров. Усевшийся на карнизе черный дрозд пятнает пометом окно. Он смотрит, как лис вспрыгивает на кровать и начинает носиться кругами по моим укрытым ногам. А на груди у меня молча сидит заяц. Вода прибывает, теперь она уже льется через окно, и вот мы уже все внизу, под волнами. Лежа в постели, я смотрю, как заяц, птица, лис и корова плавают по моей тюремной палате, хотя никому из них тут не место.

24

Виктор сидит на нижнем выступе каменной гробницы, чуть сдвинувшись влево, оставляя немного места рядом с собой, и смотрит, как работает Кристофер Кинг, могильщик. Виктор думает: молодой человек, неожиданно молодой – для могильщика. Солнце стоит высоко, и кладбище заросло еще сильнее, чем когда он видел его в последний раз – двадцать лет назад. Внутреннее пространство церкви уже пробудило в нем кое-какие воспоминания, а еще – чувство нерешительности и своей неуместности. Приехав, он сразу направился в ризницу: нынешний викарий сказал, что она не будет заперта, так что Виктор может позаимствовать там все, что потребуется. Он помедлил у Библий и молитвенника, впитывая давние, полузабытые запахи свечного воска, затхлых облачений, цветов, миновавших свою лучшую пору. Потом наполнил стакан водой и вышел наружу, на свет.

Кристофер укладывает доски по краям ямы, а потом – пласты дерна. Он знает, что этим никого не обманешь, но считает, что благодаря этому могила выглядит аккуратной и опрятной. Он выкопал могилу еще вчера, и обычно он вернулся бы только досыпать землю – уже после того, как гроб опустят и все уйдут. Но в этот раз его, черт побери, попросили торчать тут всю службу. Ну и ладно, ему за это платят.

– Мистер Кинг? – окликает его чей-то голос, и Кристофер вздрагивает от неожиданности.

Позади него стоит старик, протягивая руку для пожатия. Кристофер совершает это рукопожатие – предварительно вытерев ладонь о комбинезон.

– Виктор Уайлд, – представляется старик. Кожа у него красная и шелушится. – Я когда-то служил здесь викарием. Собственно говоря, теперь я вообще уже не викарий. Надеюсь, вы не против еще ненадолго задержаться. Я знаю, это немного странная просьба. Но с преподобным мы обо всем договорились.

Кристофер кивает, хотя никогда не слышал, чтобы похоронную церемонию проводил не действующий викарий.

Они стоят, глядя в пустую могилу. Наконец старик произносит:

– Она просила, чтобы ее пронесли через старые задние ворота, по аллее.

Посмотрев на него, Кристофер видит, что глаза у старика мокрые, и смущенно отводит взгляд.

Еще через минуту Кристофер говорит, припоминая:

– Тисы и липы спилили года через два после того, как взорвали дом.

– Взорвали? – переспрашивает Виктор, хотя он это знает, слышал от кого-то или читал в единственной местной газете, прежде чем покинул эти края.

Он достает платок из кармана брюк и сморкается. Он не станет плакать перед могильщиком. Ему бы хотелось попить воды, но тут он понимает, что оставил стакан на верхней плите гробницы.

– Линтонс и так стоял в развалинах. Никто не хотел его покупать – после сами знаете чего, – поясняет Кристофер.

– Ну да, – отвечает Виктор.

И Кристофер умолкает, не успев больше ничего рассказать. Какое-то время они стоят, не произнося ни слова. Виктор думает: похоже, у могильщиков неплохая работа. Свежий воздух, физические упражнения, мало с кем приходится разговаривать.

– Скоро придут с гробом, – говорит Кристофер. – Пойду переоденусь.

Он удаляется по тропинке, проходит через кладбищенские ворота. За ними припаркован его фургон.

Снимая комбинезон рядом с пассажирским сиденьем и надевая свой свадебный костюм (другого костюма у него нет), он вспоминает, как в детстве перелез с близнецами Сэвидж через проволочную ограду, чтобы посмотреть, как взрывают Линтонс.

Близнецы успели хорошо изучить и сам дом, и парк вокруг. Тем летом они показали ему, как нырять в озеро с опор старого каменного моста, который давно разобрали. Они втроем развели костерок в комнате, оклеенной обоями с птицами, и бросали в него страницы из книг, найденных в соседней комнате.