Горький апельсин

– Вы принесли мою одежду. Фрэнсис, вы просто чудо.

Все это время я старалась не смотреть на его плавки и торс, сосредоточив взгляд на его лице. Лишь когда он протянул руки за своими вещами, я поняла, что прижимаю их к груди.

– Точно знаю, что Кара бы забыла, – заметил он, втискивая в брюки мокрые грязные ноги и натягивая рубашку через голову. Хлопковая ткань липла к его коже. – Я уж думал, мне придется плыть обратно к мосту.

Кара успела выложить на скатерть содержимое корзинки: куски хлеба с маслом, паштет из копченой рыбы, салат из фасоли и лука, полдюжины перепелиных яиц и маленький бумажный кулек с солью.

Ветра совсем не было, и озеро блестело, как только что отчеканенная монетка, которую потеряли на нестриженом газоне. Невидимые птицы, чирикавшие и щебетавшие в кустах, не заставляли дрогнуть ни веточки. Я осторожно опустилась на бетон: крупной женщине всегда непросто сесть на пол, особенно если на ней чулочный пояс, она должна подогнуть под себя ноги, как делают лошади, а потом наступает неизбежный момент, когда надо решиться и упасть – в надежде, что этот трюк сработает как надо.

Озеро собиралось в складки у краев пирса, и пряди водорослей, которые там росли, слегка приподнимались и опускались. Питер вытащил из воды бутылку шампанского, которую Кара незадолго до того привязала к одной из опор. По озеру пошла рябь, прорезавшая отражения деревьев.

Бутылка пробыла в озере всего несколько минут, но Питер постановил, что она уже достаточно охладилась, хлопнул пробкой и налил вино в три наши жестяные кружки.

– За Фрэн, нашего нового друга, – объявил Питер, поднимая свою.

– За Фрэн, нашего нового друга, – повторила Кара, чокаясь с ним.

Не опуская кружек, они ждали.

– За нас, – сказала я.

Они убедили меня в том, что мы действительно друзья. Мы выпили.

7

Вечером я сидела на своей кровати, записывая одно наблюдение, которое сделала, пока стояла на мосту. В чердачную дверь постучали.

– Можно войти? – спросила Кара, входя.

Я уже переоделась в ночную рубашку. Поддернув ее, чтобы она лучше закрывала шею, я положила на колени подушку – спрятать живот.

– Я здесь, – откликнулась я.

Она прошла в комнату. Тюрбан она так и не сняла.

– Надеюсь, я вас не побеспокоила. Я не знала, что вы работаете. – Она окинула взглядом книги, разложенные возле меня на кровати и стопками громоздящиеся на полу. – Когда мы вчера сюда поднялись, я толком не рассмотрела вашу комнату. Я-то думала, что мы у себя внизу живем по-походному, но у вас тут даже нет ящика, чтобы на нем сидеть.

– Да ничего, я справляюсь, – ответила я, подравнивая свои бумаги.

– Когда Питер работает, он, по крайней мере, может примоститься за столом. У вас не болит спина из-за того, что вы так сидите на кровати?

Наклонив голову, она посмотрела в окно. Потом обошла всю небольшую комнатку, окинув взглядом мои открытые чемоданы со сложенной одеждой и щеткой для волос поверх одной из стопок, полотенце, которое болталось на крючке, прибитом с внутренней стороны двери, и мою пластмассовую шапочку для душа, висящую поверх полотенца. Меня изучали, мое имущество оценивали, и меня беспокоило, как бы она не сочла, что это имущество – чересчур скудное.

– Это ведь ваша ванная рядом? – Она двинулась в коридорчик, и я чуть не бросилась за ней, решив, что она поднялась наверх, питая подозрения насчет отверстия в потолке их собственной ванной. – У вас тут даже зеркала нет, – заметила она. – В какой-нибудь другой ванной, может быть, есть. Питер мог бы посмотреть.

– Спасибо, – ответила я. – Но мне и так нормально, честное слово.

Мне отчаянно хотелось увести ее обратно в спальню. Я ушла туда и села на кровать, надеясь, что Кара за мной последует. Она и в самом деле вернулась, села рядом, взяла в руки одну из моих книг – «Садовую архитектуру», провела пальцами по вытисненным золотистым буквам: «Иллюстрированный путеводитель по старым и новым садам». Я недоумевала: зачем она поднялась сюда, если не для того, чтобы обнаружить глазок? Сказать мне, что они с Питером совершили постыдную ошибку? Что я из неподходящего для них круга и мы не можем оставаться друзьями?

– Вы скучаете по родителям – теперь, когда их больше нет? – выпалила я. Мне хотелось как-то отсрочить это ее объявление.

Она глянула на меня: похоже, вопрос на мгновение удивил ее.

– Да не очень. Отец умер, когда я родилась.

– О, мне ужасно жаль, – пробормотала я.

– Он бежал вверх по лестнице, когда мать меня рожала. Нес таз с горячей водой, или стопку полотенец, или что-то такое. Споткнулся, упал и раскроил себе череп. Смерть при родах. – Она издала странный звук, то ли смех, то ли вздох. Я поняла, что она уже много раз рассказывала эту историю, пока та не превратилась в шутку, хотя она попрежнему сознавала ее трагичность. – Когда-то я пыталась выяснить, где это случилось, обследовала каждую ступеньку – искала следы крови. Конечно, там ничего не было.

– А ваша мать?