Горький апельсин

– Проклятье, – бормочет он, хватает бумажную салфетку, которую принесли вместе с едой, и трет материю, только размазывая пятно. – Черт возьми, – шипит он.

И мне кажется, что он все-таки не очень умело притворяется священнослужителем. Я сыта по горло – пресным пудингом, заварным кремом, жизнью, смертью. Я закрываю глаза. За три недели до корки хлеба и пустых бутылок там, в гостиной Питера и Кары, я выхожу на боковую террасу Линтонса.

* * *

На боковой террасе Питер поставил ржавый табурет, извлеченный из подвала, и три перевернутых вверх дном упаковочных ящика, один из которых служил столом. Он поднялся на чердак, постучал в дверь на лестничной площадке, а потом в дверь спальни, чтобы дать мне время привести себя в приличный вид, и спросил, не желаю ли я встать и позавтракать вместе с Карой, потому что ему нужно уйти: он встречается с одним человеком. Он не объяснил, почему не хочет, чтобы Кара оставалась одна. Завтрак состоял из кофе и инжира, сорванного с растущего в садике дерева, густых сливок с крыжовенным джемом и миниатюрных бисквитных пирожных, утыканных черной смородиной, – во время своего визита в булочную я таких не видела. Мне хотелось есть.

Кара, в белой вышитой блузке, потертой у ворота, и длинной юбке, сидела в тени на каменных плитках пола, спиной к стене дома. На коленях у нее лежала раскрытая книга, и она курила сигарету. Я представила себе, как она улыбается, позволяя неотесанному крестьянскому пареньку трогать ее в ирландском хлеву, – и тут же прогнала эту мысль.

– Питер отбыл в город, – сообщила она, щурясь на меня. – Ему нужно сделать несколько звонков и отправить пару писем. Он сказал, что проведет для вас экскурсию по дому, когда вернется.

Я промолчала о том, что он меня разбудил, чтобы я спустилась позавтракать с ней. Он не просил меня это скрывать, но мне понравилась сама мысль о том, что у нас с ним образовался общий секрет, пусть даже крошечный.

Она обмахнула лицо книгой.

– Как вы думаете, сегодня будет дождь? Такая тяжесть в воздухе. Может, пойдем на озеро? Вдруг у воды ветерок?

Я пялилась на еду и думала, не будет ли невежливо запихнуть в рот два пирожных одновременно.

– Мне надо зайти в огород, – заявила я. – Сделать обмеры и занести их в мой план имения.

– Но это работа, – возразила Кара. – А сейчас слишком жарко работать. – Она увидела, как я в нерешительности поглядываю на пищу. – Завтрак мы можем прихватить с собой. Поболтаете ногами в воде, пока мы будем есть. – Она затушила сигарету о плитку пола и поднялась. – Отчет для Либермана может подождать еще денек.

Кара опустила банку с джемом и горшочек со сливками в широкие карманы юбки, а бисквиты и инжир завязала в скатерть. Налив нам кофе из кофейника (молока я не просила, потому что его, судя по всему, не было в наличии), она протянула мне одну кружку, чтобы я несла ее сама. Я пила свой едва теплый кофе, пока мы шли через сад. А когда в сознании у меня вспыхнули слова «если пища достойна того, чтобы ее съели, она достойна того, чтобы ее съели прилично», я отмахнулась от них, мысленно улыбнувшись.

– Куда вы поедете в сентябре, после Линтонса? – спросила я.

Мы шли через рододендроны. Я мечтала, что они попросят меня поехать с ними в Италию, представляла себе, как мы втроем стоим на венецианском мосту, у домов привязаны гондолы, на воде блестит солнце.

– Наверное, куда Питера забросит работа.

– Может, вы поедете в Италию.

– Нет, – ответила она. – Вряд ли.

Картинка у меня в голове тут же исчезла.

– Но ведь вы всегда туда хотели?

– А как насчет вас? – спросила она. – Отправитесь обратно в Лондон?

– О, я не знаю. Наверное, куда меня забросит работа.

Мы засмеялись.

Я отвела в сторону небольшую ветку и пропустила Кару вперед.

– Вы с ним давно женаты? – Я надеялась, что она продолжит свою историю. Я уже успела стать ее жадной слушательницей.

Остановившись, она повернулась.

– Мы с Питером не женаты, – ответила она, постукивая обручальным кольцом о жестяную кружку. – Это так, для виду.

Я с удивлением заметила, как внутри меня всколыхнулось тайное удовольствие. Оно меня очень поразило. Мы пошли дальше, и она продолжила:

– Как и обо всем прочем, он говорит, что однажды это случится, но он не желает это обсуждать, Фрэн. Ни о чем важном ему не нравится говорить, он просто отмахивается. Уверяет, что хочет заботиться обо мне, о моей безопасности, и я знаю, что он говорит правду, что он любит меня, как не мог бы любить никто другой.

– Я уверена, что это не так…

Но я тут же притихла, смущенно осознав, что не совсем понятно, к чему мои слова относятся. К тому, что он ее не любит, или к тому, что больше никто не мог бы так ее любить? Мы добрались до озера и вышли на пирс. Кара небрежно уронила на него еду, завернутую в скатерть, и поставила на бетон свою кружку с кофе. И, прежде чем я успела понять, что происходит, стянула с пальца кольцо.

– Я его ношу, потому что Изабель ожидала бы от меня такого. И ради этих узколобых типов в городке. И чтобы викарий пускал меня в свою дурацкую церковь. Вы не замечали, как он похож на женоподобного Иисуса – темная шевелюра, борода?