Горький апельсин

Я не стала напоминать, что она мне об этом уже говорила. Вместо этого я сказала:

– По-моему, вы будете замечательной матерью.

Но я знала, что произношу эти слова, потому что так положено, а не потому, что действительно так считаю.

– Да, – согласилась Кара. И тут же добавила: – Нет.

Она подобрала кусочек пирожного, окунула его в сливки, поднесла мне ко рту и подождала, пока я наклонюсь и возьму его губами. Выбрав одну ягоду инжира, она сделала в ней прорезь ногтем и развела ее края кончиками больших пальцев.

– Ребенок-то, знаешь ли, был. Но я его отпустила.

Я удивилась, даже поразилась. Я представляла себе простенькую любовную историю, пусть и осложненную наличием первой жены. Но теперь оказалось, что был еще и ребенок, которого Кара отпустила. Я даже толком не понимала, что это значит, – возможно, она отдала его в приемную семью.

– Когда мы переехали в Шотландию, мне понадобилось кое-какое время, чтобы прийти в себя. – Не глядя на меня, она вывернула часть инжирины и съела ее. – Питер считает, что я до сих пор не пришла в себя. Он хочет, чтобы я показалась врачам. Но проблема-то не во мне.

Я вспомнила, как Виктор говорил, что ей больше нужен врач, чем священник. Вбирая в себя все эти сведения, я пыталась уяснить, кто же в таком случае отец ребенка. Неужели я упустила этот кусок истории – или она как раз к нему подбирается? Если не Падди, тогда наверняка Питер. Но зачем отказываться от ребенка, если теперь они вместе? Я видела, как обручальное кольцо улетает в озеро. Может быть, как и все мы, даже Кара была связана какими-то условностями?

Я поспешила закрыть свой рот, пытаясь состроить на лице выражение сочувствия, а не потрясения.

– О, Кара, – выговорила я, – мне очень жаль.

Мне и правда было жаль. Из-за трагической истории эта пара зачаровывала меня еще больше.

– Прям-таки не верится, а? – произнесла она с отличным ирландским акцентом, пряча тоску за шуткой. – Какое-то время я побыла мамочкой.

Она подобрала еще один кусочек пирожного, размером с ее большой палец, обмакнула его в джем, потом в сливки, – и снова меня покормила.

Повозившись с сигаретами, она наконец извлекла одну и зажгла. Потом протянула пачку мне. Я тоже взяла одну. Когда она давала мне прикурить, я заметила слезинки на ее нижних ресницах. Она забыла, что я не курю.

На пирсе было жарко. Кара стянула блузку и юбку, бросив их на бетон. Под ними оказалось бикини – два кусочка, в которых материи в общей сложности было меньше, чем в Питеровых плавках. Она улеглась навзничь, примостив голову на ворох одежды, и ее волосы разметались по этой импровизированной подушке.

– После того как отец Крег объявил меня грешницей и я напредставлялась, как Иисус на картинке превращается в Питера, я зашла в одну из пристроек на заднем дворе Килласпи, сняла с себя все и легла там на бетонный пол, вот как сейчас. – Она раскинула руки. – И стала ждать, когда ко мне придут крысы.

– Ой, нет! – вскрикнула я. Меня опять потрясли ее слова. Вкус у сигареты был как у пепла. Отвратительный.

– Наказание. Я этого заслуживала.

Она произнесла это так, словно такое наказание совершенно ее не беспокоило, и закрыла глаза.

Позже я сказала, что могу выстирать ее юбку, если она хочет.

– О, Фрэн, – проговорила она, – это было бы отлично.

Мы стали собираться. Пока она одевалась и втискивала сигареты в один карман с джемом, а я вытряхивала скатерть, она поблагодарила меня за то, что я ее выслушала, и я вдруг увидела, что это делается очень легко, что для того, чтобы обзавестись другом, больше ничего и не требуется: она не искала никаких ответов. Именно в этот день она сказала мне, что я красивая. И я решила ей поверить – на месяц, до конца лета.

9

В начале вечера я уселась со своим альбомом для набросков и жестянкой с красками на низкой стене, которая опоясывала террасу. Я нашла в одной из пристроек банку из-под джема, чтобы налить в нее воду, и пыталась передать на бумаге парковые кедры за разоренным садом, с лесистыми уступами, высящимися вдали.

– Мило, – заметил Питер, и я подскочила от неожиданности. Он смотрел через мое плечо. – Но вы уверены, что ничего не упустили?

Мы вместе посмотрели на открывавшийся пейзаж, где, опустив головы и жуя траву, стояли поодиночке или сбившись по две, по три коровы. Потом посмотрели на мое художество – совершенно бескоровное. Я перевернула страницу, пряча его, хоть и знала, что листы слипнутся и рисунок будет загублен.

– Не люблю коров, – сообщила я.

– Заметно.

– Эти их прямоугольные туши. И то, как у них головы качаются. И то, как они на тебя пялятся. Пустым взглядом. И как тяжело слоняются там и сям. Ужасно.

– Смотрите, чтобы Кара вас не услышала. Она их обожает.

– Я знаю.

Он сел рядом со мной и позвенел в воздухе большим металлическим кольцом с дюжиной старомодных ключей:

– Хотите посмотреть дом?