Горький апельсин

Я наблюдала за Карой, высматривая в ней признаки уязвимости, о которой упомянул Питер и которую я сама видела через глазок и в церкви, но в тот вечер я ничего такого в ней не заметила. Она была полна жизни, она была счастлива, и это счастливое сияние, которое от нее исходило, окутывало нас всех. Я наблюдала и за Питером: не станет ли он говорить со мной как с кем-то более близким, не будет ли он иначе относиться ко мне после наших взаимных откровений в библиотеке? И я решила, что так и есть, что он действительно ведет себя со мной по-другому.

10

Следующие несколько дней я ела только с Питером и Карой. Погода оставалась теплой, и я старалась поменьше бывать в своей чердачной комнате, под свинцовой крышей которой стояла жара – даже при открытом окне. Я приноровилась к их режиму, привыкнув вставать поздно и завтракать в тени портика: персики и кофе, пирожные и инжир, яйца и копченая селедка. Обычно мы даже не возились с походным столом и временными стульями, а просто рассаживались на ступеньках, Кара прислонялась головой к ногам Питера, и все мы курили, созерцая загубленные газоны, буйно разросшиеся клумбы, деревья вокруг озера. Если мы и разговаривали, то разговоры эти состояли из наших с Карой историй о том, как жилось в Линтонсе, когда здесь все кишело прислугой, когда к парадным дверям то и дело подкатывали экипажи и когда отсюда можно было без всяких помех видеть озеро.

Дня два мне казалось каким-то чудом, что им явно нравится мое общество и что с ними я могу расслабиться. Я недоумевала, почему раньше со мной никогда такого не бывало. Может, я сама изменилась? Но через какое-то время я привыкла и перестала это замечать. И была счастлива.

Во вторник после завтрака Питер объявил:

– Пойду-ка я, пожалуй, очищу немного мост от зарослей.

Он встал, потревожив привалившуюся к нему Кару.

– Как, прямо сейчас? – прикрыв рукой глаза от солнца, она подняла на него взгляд.

– По-моему, неплохая мысль. – Я потянулась. – Мне не помешает размяться.

– А по-моему, это тяжелая работа, – заметила Кара, вновь устраиваясь удобно на ступеньках.

– Почему бы тебе не пойти с нами? – Питер слегка толкнул ее ногой. – У воды прохладнее. Можешь посмотреть, как мы работаем.

Она уставилась на нас так, словно решила: мы что-то замышляем. Он протянул к ней руку, и она со вздохом позволила, чтобы он помог ей подняться.

Мы захватили кое-что из инструментов, которые Питер нашел и наточил, и уже миновали ниссеновские бараки, когда Кара произнесла:

– Вообще-то, я, наверное, прокачусь в город. Нужно купить что-нибудь на обед.

Это прозвучало с каким-то вызовом Питеру: мол, попробуй-ка уговорить меня пойти с вами на мост.

– Ты уверена? – спросил он.

Я смотрела в пространство между ними, пытаясь понять то, чего они не высказывают вслух.

– Уверена, – ответила она, обертывая вокруг моей шеи мешок, который несла в руке: получилось что-то вроде шарфа. – Не надо такого испуганного лица, Фрэн. – Она улыбнулась. – И не волнуйся, – обратилась она к Питеру, – я вернусь через часок-другой. А если не вернусь, можешь высылать поисковый отряд. – Видя, что мы не улыбаемся, она добавила: – Господи помилуй, я просто сгоняю на велосипеде в город.

И она быстро зашагала назад, к дому.

Когда мы добрались до моста, Питер с энтузиазмом заметил, что он вполне может оказаться палладианским, и добавил что-то насчет размаха пролетов и итальянского изящества балясин. Меня это не убедило, и поначалу я вяло выдергивала побеги плюща и обрубала кое-какие веточки, словно это было совершенно безнадежное занятие. Но энергия и возбуждение Питера меня быстро заразили, и я начала получать удовольствие от физической работы, так что через какое-то время мне уже было не важно, какого рода мост мы расчищаем. Мы трудились часа два-три, заговаривая друг с другом, лишь когда кому-то из нас требовалась помощь или после того, как мы освобождали очередной кусок. Когда мы собрали вещи и двинулись обратно к дому, я оглянулась. Там, где мы выдрали растения, камень белел ярче, арки казались более четкими и элегантными, и я решила, что он, может, и прав: не исключено, что мы все-таки открыли настоящий палладианский мост.

Кара уже вернулась, когда мы пришли вымыть руки в раковине их ванной комнаты. Пуская воду, я отчетливо осознавала, что над моей головой – сводчатый потолок со стеклянным оком. Но я не стала смотреть вверх. На столе в гостиной лежала форель (по словам Кары, она получила ее в подарок от рыболова, мимо которого проезжала на велосипеде), яйца, купленные прямо у ворот какой-то фермы, а также сыр и хлеб, которые она выпросила у жены фермера, и сигареты для всех нас.