Горький апельсин

Питер перенес Кару к дому, ее тело было обмякшим, но живым. Он успел натянуть брюки, а я всунула мокрые руки в халат: казалось, даже в таком экстренном случае каждому из нас требовалось соблюдать какие-никакие приличия, хотя Кара по-прежнему оставалась обнаженной. Я набрала для нее ванну, и он положил ее, бессмысленно глядящую на нас, в воду – и встал на колени рядом. Я опустилась на сиденье унитаза. Я не совсем понимала, что намеревалась сделать Кара. Мне пришло в голову, что, если бы она не хотела, чтобы ее спасли, она не пыталась бы утопиться, когда мы рядом, и я задумалась, возможно ли инсценировать такой эпизод для пущего драматического эффекта. Как способ заставить Питера и меня отвести взгляд друг от друга и снова посмотреть на нее. Могла ли она задержать дыхание, нырнуть и потом, когда Питер откачивал ее, сделать вид, что выплевывает воду? Но мне хотелось утешить Питера точно так же, как он утешал Кару. Мне хотелось сказать ему: все будет хорошо, если только он позволит мне помочь.

– Что я могу сделать? – спросила я.

– Все нормально, все у нас будет в порядке, – ответил Питер.

Мы втроем молча сидели так несколько минут (ну да, Кара скорее лежала), и тут вдруг я смущенно осознала и наготу Кары, и неподвижность их обоих. Ни он, ни она не смотрели на меня. Я принялась выковыривать чешуйки грязи из-под ногтей.

– Может, мне лучше принести рюмку бренди? – спросила я.

– Вам лучше лечь в постель, – отозвался Питер. – Мы справимся.

Я встала. Мне не хотелось уходить, не хотелось, чтобы меня исключали из этого круга.

– Притащу немного бренди.

Мне хотелось оказать им хоть какую-то услугу.

– Пожалуйста, – произнес он. – Просто ложитесь спать.

Поднявшись к себе, я не могла удержаться и заглянула в глазок – так быстро забыв обещание, которое дала себе во время поездки в Лондон. Я так и не убрала телескоп из-под половицы. Подняв доску, я смотрела на Кару, лежащую в ванне, попрежнему отвернувшись к стене, и на Питера, облокотившегося о край и бережно выбирающего водоросли из ее волос.

18

Утром Питер разбудил меня, постучавшись, и извинился, глядя мне в глаза, когда я ему открыла. Ему надо было отлучиться, и он спрашивал, не могла бы я присмотреть за Карой. Он не сказал, что мне следует делать, если она попробует устроить что-нибудь подобное вчерашнему, он вообще не упоминал про этот вечер, но я, конечно, ответила «да». Мне приходилось брать на себя немалую ответственность, но я по-прежнему хотела ему помочь.

Чистя зубы у окна ванной, я выглянула наружу и увидела, как Кара тащит стремянку по плиткам террасы. Я подумала, что мне надо бы спуститься вниз и остановить ее, и стала орудовать щеткой быстрее. Я отошла к раковине выплюнуть остатки пасты и прополоскать рот, а когда я вернулась к окну, лестница стояла под апельсиновым деревом и Кара уже забралась на верхнюю ступеньку. Мне пришлось высунуться сильнее, чтобы увидеть, что она делает. Солнце посылало блики сквозь искривленное стекло оранжереи. Кара потянулась, шаря руками в листве. Она покачнулась, и все мое тело дернулось, руки полетели вперед, ожидая ее падения, – точно я могла поймать ее, не отходя от окна. Я уже хотела окликнуть ее, но спохватилась, что от внезапного звука она может вздрогнуть, а я, даже если помчусь к ней опрометью, не успею вовремя. Подняв руку над головой, она быстро шевелила ею, я не хотела смотреть, но не могла оторвать взгляд. Кажется, она ухватилась за лист и потянула к себе одну из веток – задумав, вероятно, приготовить приправу к салату из уксуса, оливкового масла и апельсинового сока или сироп из горьких апельсинов, который мог бы подойти к сладкому бисквитному пудингу, хотя я знала, что эти плоды, скорее всего, окажутся совершенно несъедобными. Несколько штук упало вниз, и она слезла со стремянки на безопасную землю.

Я спустилась, мысленно составляя фразы, которые сказала бы Питеру, если бы она свалилась, изобретая оправдания, которыми могла бы объяснить, почему не сумела ее уберечь. Когда я вышла на террасу, Кара сидела на ступеньках оранжереи и грызла яблоко. Никаких апельсинов я не заметила.

– Сегодня мы с тобой вдвоем, – сообщила она. – Питеру пришлось поехать в Лондон.

– Когда вернется? – спросила я.

Она пожала плечами:

– У него там опять какие-то дела.

Откусив от яблока, она постучала пальцем по носу, сбоку. Я села рядом с ней, вытянув ноги. Она отшвырнула огрызок, и он запрыгал вниз по ступенькам, а потом замер под живой изгородью.

– Наверное, тебе хочется позавтракать, – произнесла она. – Наверху остались кое-какие вчерашние пирожные.

Когда я поднялась в их комнату, чтобы сварить кофе и взять бумажный пакет со сладостями, который, по словам Кары, лежал на холодильнике, я увидела, что посреди стола, в фарфоровой вазочке, выложены три горьких апельсина и что портрет кисти Рейнольдса (если это действительно Рейнольдс) исчез со стены над кушеткой, а на его месте висит кривой меч в серебристых ножнах.

* * *