Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Обращает на себя внимание проникновенное письмо Рутенберга от 20 июля 1934 г., написанное в связи со смертью сына писателя, Максима (1897–1934), которого не стало 11 мая. Письмо написано из лондонской клиники, где Рутенберг оказался после острого сердечного приступа:

Пишу из клиники. Уложили меня сюда для починки сработавшейся машины. Стареющей, конечно. Главная причина — «некультурность» машиниста. Но этой «культурности» в наше время нас ведь не обучали. Сама машина, говорят, еще крепка. Ничего серьезного. Надо пару недель отдохнуть, перестать курить и сбросить килограммов 20 буржуазного вида. <…> От М<арии> И<гнатьев>ны <Будберг> узнал, что у Вас большое несчастье случилось. Знаю, что Вы далеко не сантиментальны. Что судьбы человечества не меняются от горестей или радостей отдельных людей. (По существу тоже неправда.) Но каждому из нас собственный горб нести приходится и за него расплачиваться. Наша еврейская народная мудрость с незапамятных времен создала для таких случаев глубоко мудрую краткую формулу — молитву: Благословен судья, все знающий. Причинной связи и предупредительных мер многого неправильного и несправедливого в жизни людской и нашей собственной мы не знаем еще. Надо просто подчиниться. Силам, вне нас лежащим [ХАЗАН (II). Т. 1. С. 69–70].

Последнее письмо Рутенберга Горькому, написанное за несколько месяцев до смерти писателя, было связано с готовившейся поездкой ректора Еврейского университета в Иерусалиме Иехуды Магнеса в Москву: