— Чем больше лет пню, тем он нужнее. Особенно если у него есть деньги. Ибо чем пень старше, тем короче время ожидания наследства.
— По земле ходит огромное множество мужчин более молодых и привлекательных, у которых денег на порядки больше, — возразил я.
— Эти мужчины неизвестно где находятся, а ты — вот он, на расстоянии вытянутой руки. В общем, Дик, берегись, легко тебе не будет. Но если что — зови на помощь, подсоблю, чем смогу.
К нам подсел Семен, все еще не пришедший в себя после ловкого фокуса Назара.
— Назар Захарович, вы бы хоть предупредили, что ли, — с легким укором сказал он. — Ну как так можно? Я и в самом деле чуть в обморок не упал от ужаса, когда вы все на меня накинулись. Со мной так нельзя, у меня давление…
— Лишний вес у тебя, сынок, а не давление, — миролюбиво заметил Назар. — Одышка. Ходишь тяжело, на пятый этаж без лифта еле-еле поднимаешься. Занялся бы ты собой, пока не поздно, а?
— Вы правы, надо, — печально вздохнул Семен. — Ричард, а насчет денег — это правда? Вы действительно решили раздать их нам, если ваш проект победит?
Назар хмыкнул, а я утвердительно кивнул:
— Действительно.
— Надо же… Ловко вы нас замотивировали. Народ жужжит, обсуждает ваше неожиданное решение. Те, кого не было с нами, уже узнали от тех, кто своими ушами слышал, и не могут поверить, что это не розыгрыш. Так что будьте готовы, Ричард, вас в ближайшее время одолеют вопросами. Жаль, что размер премии Уайли-Купера вы им не огласили, а то уже делили бы, прикидывали, сколько кому заплатят и как будут тратить.
— Размера премии я и сам не знаю, но могу гарантировать, что Берлингтоны в течение полутора веков очень добросовестно использовали все возможные финансовые инструменты, чтобы премия в итоге получилась очень и очень солидной. Могу только предполагать, что речь идет даже не о миллионах, а о десятках миллионов долларов.
Семен поперхнулся супом и недоверчиво уставился на меня:
— Вы это серьезно, Ричард?
— Абсолютно серьезно.
— Немыслимо… — пробормотал он.
— О чем еще жужжит народ? — поинтересовался Назар.
— О распределении квартир. Кстати, пока я переписывал в общей толпе номера квартир и телефонов, услышал забавную вещь. Знаете, как молодежь назвала пятый этаж?
— И как же?
— Богадельней.
— И кто ж это у нас такой остроумный? — спросил я.
— Тимур.
— Ожидаемо, — вздохнул я.
Ну а как еще назвать место, где живут два старика глубоко за семьдесят?
Наташе повезло дважды: вчера вечером Надежда Павловна вытащила при жеребьевке бумажку, на которой была обозначена двухкомнатная квартира, а сегодня днем выяснилось, что окна всех двухкомнатных квартир выходят на восток, то есть солнце в них заглядывает лишь утреннее, ласковое, и в комнатах не так жарко, как в тех, окна которых смотрят на юг. А на юг выходили окна как раз однокомнатных квартир, в одной из которых теперь приходилось жить Маринке.
— Это невозможно вытерпеть! — гневно возмущалась Маринка. — Почему кондиционеров нет?
Она уже успела сбегать на пятый этаж, чтобы задать этот вопрос лично господину Уайли. Господин Уайли сообщил ей, что в Советском Союзе в семидесятые годы в жилых помещениях никаких кондиционеров не было и все советские люди терпели жару в натуральном, так сказать, виде. С холодом было проще, существовали электрические обогреватели, а помогать людям переносить жару никто не собирался.
— Это же ваша русская поговорка: пар костей не ломит, — сказал ей Уайли. — Терпите.
И довольно невежливо закрыл дверь прямо перед ее носом.
Маринку это не обескуражило, она тут же начала придумывать новый предлог для обращения к Ричарду. И конечно же, придумала. Причем придумывала она вслух, мешая Наташе читать пьесу и не давая сосредоточиться.
— Марин, помолчи, а? — жалобно попросила Наташа. — Ну что ты как электровеник с магнитофоном?
— Подруга называется! — рассердилась Маринка. — А что прикажешь, к себе идти? Там вообще дышать нечем, жарища неимоверная. У вас тут хоть жить можно.
— Ну и живи, только молча.
— Я не могу молча! Мне нужно обсуждать!
— Пьесу читай.
— Да успею я! Еще весь вечер впереди. О! — Она радостно подпрыгнула. — Придумала! Ну, всё, Натаха, в этот раз точно получится.
Она оглядела себя в зеркале, довольно улыбнулась и выпорхнула из квартиры. Наташа с облегчением перевела дух и перелистнула назад несколько страниц. Ей хотелось еще раз прочитать слова, насладиться которыми ей помешала активная и говорливая Маринка: «И я не знаю, не представляю — что значить жить? Как я могла бы жить?» Это местоимение «я» выделено в тексте курсивом — значит, именно на нем Горький поставил смысловой акцент. «А я? — думала Наташа, снова и снова перечитывая реплику Татьяны. — Я, наверное, тоже не представляю, как я могла бы жить… Нет, почему же, я отлично представляю свою жизнь где-нибудь в тайге, в экспедиции, где все добрые и умные, все увлеченно работают и помогают друг другу, а по вечерам собираются вокруг костра и поют. Как там в песне?