Горький шоколад

Понятия не  имею, с чего родня дружно решила, что он мне понравится. Красив, не  спорю, по мне даже слишком красив: темноглазый, темноволосый, высокий,  как с обложки журналов. Судя по одежде — далеко не беден. Вон и часы на  руке бешеных денег стоят. У такого проблем с «невестами» быть не должно,  а вот со мной у него проблема будет. Гарантирую. Потому что не нравятся  мне прилизанные красавцы, а еще больше не нравится  глуповато-мечтательное выражение на его лице и этот странный взгляд,  который он вновь не отрывал от блокнотика. И чего он там, скажите на  милость, нашел? И какого черта приперся на «свидание» с этим блокнотом?

Он  ленивым движением подозвал официантку, кинул последний, оценивающий  взгляд в блокнотик и положил его на стол интересной страничкой вниз. Так  я и не узнала, что там было, а ну и ладно.

В  этот же миг во мне все перевернулось — медленно, уверенно сходила  мечтательность из его взгляда. Какие странные у него глаза… цвета  темного шоколада. Как люблю я темный шоколад… Боже, о чем я думаю?  Впервые в жизни мне кто-то понравился вот так — мгновенно и  безоговорочно, впервые в жизни шевельнулось внутри желание, подняло  голову, бросило заинтересованный, игривый взгляд в сторону незнакомца и  забилось в агонии, удушенное холодным разумом. Продать свободу за  шоколадные глазки? Я совсем с ума сошла? Оказывается, я все же могу  хотеть мужчину. О да, я его я хочу. И потому он для меня опасен.

— Зоя? — спросил он.

Голос  теплый, стариной попахивает, как раз под стать этому кафе. И взгляд  неожиданно пронзительный, будто все он видит, все знает. Не люблю таких  взглядов. Не люблю, когда кто-то кажется умнее меня. Не люблю, когда  щеки мои вспыхивают жаром, и, судя по его довольной улыбке, он это  замечает. Ненавижу чувствовать себя неловко, а ведь чувствую!

— Давай быстрее к делу, — холодно ответила я.

Взгляд  его на миг стал шаловливым, как у ребенка. Что он там подумал, над чем  насмехается-то? Почему пристально на меня смотрит и молчит? Так  многозначительно молчит… аж тошно. И почему впервые в жизни я не знаю,  ни что сделать, ни что сказать, впервые за долгие годы чувствую  беспомощную рассеянность. Да где Ольга выискала этого проклятого  искусителя?

— Давай  заканчивать этот фарс, — не выдержала я, и голос мой задрожал от  раздражения. — Ни мне, ни, думаю, тебе, не нужна на самом деле «пара».  Так что давай разойдемся спокойно, без лишних слов. Ты мне не подходишь.  И я тебе не подхожу. Верь мне.

«Врешь!»  — усмехнулись его глаза так красноречиво, что у меня перехватило  дыхание от вновь ударившего в голову гнева. Раньше, чем я успела  очнуться, он пожал плечами, вырвал листик из блокнота, и, подав мне  несчастную страничку, тихо ответил:

— Как знаешь.

Так  просто? И почему это я разочарована? Почему сама не понимаю, что  чувствую? Машинально я бросила на стол листок, глядя ему в спину.  Шоколадноглазый незнакомец обернулся у дверей. Улыбнулся загадочно и,  бросив мне последний взгляд, вышел. С улицы пахнуло мокрой свежестью.

А ведь я даже имени его не знаю. Жаль… Да чего жаль-то?

— Красивый… — сказала официантка, забирая вазочку с недоеденным салатом и чашку с недопитым кофе.

О  да, красив! Сама не зная почему, я остановила движение официантки,  взяла его чашку и припала губами в том месте, где недавно касались его  губы.

Это моя последняя слабость. Честное слово — последняя. Сейчас отдам чашку и забуду о неудачном знакомстве. Сейчас… еще немного…

—  Очень похоже… — продолжила восхищаться официантка, — наверное, он вас  очень любит. Только тот, кто любит, может увидеть вас такой.

Я  вздрогнула, сообразив о чем она, — о листке из блокнота, который  сиротливо лежал передо мной на столике. А на нем — знакомое и незнакомое  одновременно лицо. Обрамление растрепанных волос, счастливая улыбка, и  взгляд… Не бывать у меня такому взгляду! Не дождетесь, мать вашу!

Я поставила чашку на стол так резко, что официантка вздрогнула и посмотрела на меня с испугом:

— Что-то случилось?

— Нет, ничего, — улыбнулась я как можно спокойнее и оставила девушке щедрые чаевые.

Я  поспешно вложила листок в папку, да вдруг почувствовала, как мой  маленький, идеально выстроенный мирок пошатнулся. Счас! Не будет на моем  лице этого беззащитно-нежного выражения. Да ни в жизнь!

Успокоившись,  я поднялась и направилась к двери, решив навсегда забыть об этом  художнике. А рисунок сохраню. Как напоминание… чтобы более никогда в  жизни не клюнуть ни на одного мужчину.

Мне нервы дороже.

И когда он окликнул меня в университете, я даже нашла в себе силы холодно улыбнуться, и даже сделала это естественно:

— Ты что здесь делаешь? — спросила я.

— Да фотограф я, — ответил он, показывая на сумку с камерой. — А ты учишь, снежная королева?

«Снежная  королева» — разозлило. Казалось, он видит меня насквозь… впрочем, наша  декан так и говорила, когда расписывала в красках свои эмоции при виде  фотографий:

— Такой талант! Каждый характер раскусывает в одно мгновение. Смотри! Даже я на этих снимках почти хорошенькая.