Горький шоколад

– Ну, Зяблик! Ты даешь! – рассмеялась Кира и тут же подумала, что прежде эстет Зяблик никогда бы не позволил себе есть из пластиковой посуды.

За поздним обедом или ранним ужином Зяблик торжественно сообщил, что вечером они идут в театр.

– Ого! – воскликнула Кира. – Вот это сюрприз!

Зяблик скромно ответил, что должен «гулять» гостью – если уж не по карману кабаки, то театр он как-нибудь потянет.

Спектакль оказался так себе, но Кира не пожалела – как она соскучилась по московскому театру! Запах театрального занавеса, деревянная, немного скрипучая сцена, буфет с вечным ситро и ароматом свежесваренного кофе, пирожные эклеры и бутерброды с копченой колбасой – все как из детства и далекой юности.

Зяблик, кажется, был не только доволен, но и страшно горд собой. Галантно ухаживал, подавал плащ и поддерживал Киру за локоть. Вечер был теплым, совсем весенним, и они с удовольствием шли пешком.

– А завтра уезжать, – вздохнула Кира, – а что-то не хочется.

– Вот как? – Зяблик удивился ее заявлению. – А мне казалось, что для тебя это вынужденная и не очень желанная поездка.

– Так и было, – согласилась Кира, – ехать сюда мне совсем не хотелось. Знаешь, так странно – у меня остались только воспоминания последних лет. Нет, правда, странно! Наша неприкаянность, бездомность, вечный поиск чужих случайных углов. Нищета, подсчет копеек. Скандалы с Ниной, хмурость Катьки и ее полное, тотальное неприятие меня. Ну а потом Мишкино увольнение и снова одни проблемы. Проблемы, проблемы – они накручивались как снежный ком и никогда не кончались. И мы захотели все изменить, поменять и уехать, понимая, что здесь ничего не изменится. Нам нечего было терять. И я согласилась, думая, что спасу его, себя и нашу семью. И, в общем, спасла. Нет, я не жалею. В итоге у нас все сложилось. Конечно, там тоже было полно дерьма – не сомневайся. И все-таки мы выстояли. И Мишка снова работал по специальности. И снова был счастлив. Ты же знаешь, что для него была работа и как ему тяжко было без нее. Нет, не жалею! – твердо подтвердила она. – Мы много поездили – объездили всю Европу. Мы отдыхали. Да, позволяли себе кое-что: кафе, магазины. Хотя и привыкли довольствоваться малым – ты знаешь.

– Ну что ты оправдываешься? Ты все сделала правильно. И, думаю, Мишка был счастлив.

– Да, я не хотела ехать сюда, – повторила Кира. – Боялась встречи с Катей, не хотела напрягать тебя. Мы же близкими с тобой не были, правда? Ты не замечал меня, я, уж извини, немного презирала тебя. Ну и Жуковский, кладбище, воспоминания. Вечная, непреходящая вина перед родителями за то, что оставила их. – Кира замолчала, а потом продолжила: – А вот сегодня как-то все поменялось, что ли? Вот чудеса! Не ожидала, если честно. Наверное, после встречи с Катей и Ксеней. Ну и ты… Постарался! – Она улыбнулась. – Спасибо, Лешка! Вот, праздник устроил!

– Да брось, ты о чем? – засмущался Зяблик.

Кира с благодарностью и нежностью погладила его по руке и повторила:

– Лешка, спасибо!

Они шли по вечернему городу, освещенному и нарядному, незнакомому и даже чужому. И все-таки своему. Пахло свежим липовым цветом и распустившейся сиренью.

Кира думала, почему этот город вызывал у нее такую тоску и отторжение. Разве было только плохое? И почему помнится только плохое – темное, тяжелое, беспросветное? Разве она не была в нем счастлива? Разве не здесь, в этом городе, она встретила Мишку, свою единственную любовь? Разве не было поцелуев в стылых подъездах, поездок за город в набитых электричках? Зеленой поляны и красных прозрачных сосен, сквозь высокие кроны которых просвечивало розовое солнце, нагретой солнцем травы, запаха сена, доносящегося с поля поблизости? И протяжный звук электричек… И остывший чай из помятого термоса, и чуть подтаявший сыр на бородинском хлебе. И потертое одеяльце, на котором они валялись, обнявшись и прижавшись друг к другу. И даже те чужие, случайные комнаты? И их сиротливые скитания… Разве им было плохо тогда? Разве они не были счастливы? Они были вместе.

И их утренний кофе, наспех сваренный в чужой кастрюльке. И вечера – долгие, зимние, протяжные, немного печальные и очень светлые. С бесконечными разговорами, не кончающимися никогда. И случайный билетик в театр – самый дешевый, конечно же, в бельэтаж. Но – праздник! И новая книжка, из-за которой они почти дрались: «Ну когда же ты, поросенок, наконец дочитаешь?» И даже поездки к Зяблику, которого она не очень любила. И его узкий диван в кабинете, и музыка за стеной – джаз или блюз, у Леши всегда был прекрасный музыкальный вкус. И его помощь – всегда, при любых обстоятельствах, о таком нельзя забывать. Почему же она все забыла? Наверное, потому, что так было легче. Как боялась она этой поездки в Москву! Как заставляла себя, как сомневалась! Как в последний день хотела порвать билет.

А как все окончилось? Как быстро все окончилось. И завтра она уезжает. Все, все. Теперь уже – все.

* * *