Горький шоколад

С утра Зяблик был дома и даже неловко возился на кухне – готовил отъезжающей гостье горячий завтрак. На стол торжественно были поданы глазунья, ветчина и отличный кофе – в час дня он должен был везти Киру в аэропорт.

– Надоела я тебе? – поинтересовалась она. – Любой гость – это хлопоты и перемены в привычной, устоявшейся жизни.

Зяблик горячо и, кажется, искренне стал возражать:

– Что ты, о чем? Господи, я хоть в театре побывал и в кабаке! Мы с тобой от души потрепались! Ты, Кирка, разбавила мою скучную жизнь. Вот, прогулялся по улицам – сто лет пешком не ходил, ей-богу!

Кира кивнула.

– И я. Сто лет не была в театре, сто лет не гуляла по улицам и сто лет не была в ресторане.

После второй чашки кофе решила спросить:

– Леш! А почему ты их… ну, Сережу с матерью, не перевезешь к себе? Так было бы проще. И легче, мне кажется… Извини, что лезу не в свое дело.

– Ты права. Я думал об этом и даже предложил это Сережиной матери. Но она отказалась. И ее тоже можно понять: там она хозяйка, а здесь? На правах гостьи? Она гордая, одалживаться не станет. Да и там все привычно и все под рукой. Ну а Сережа… Без матери он не поедет.

– А ты? Не думал продать эту квартиру и переехать поближе к ним? Да и деньги. Ты наверняка выручишь хорошие деньги с этого обмена.

– Ты права, я думал об этом. Скорее всего, так и сделаю. Правда, очень хотелось оставить эту квартиру Сережке. Но, скорее всего, не судьба. Да и деньги… Понимаешь, они нужны постоянно – врачи, массажисты, реабилитологи, лекарства. В санаторий хотим с ним поехать, на грязи, в Мацесту. А еще лучше – куда-нибудь на источники, ну или на Мертвое море. Говорят, помогает…

Знаешь, некоторые обнадеживают, говорят, что в таких случаях бывают чудеса и спинальных больных поднимают. На костыли, конечно, или на вокеры. И, разумеется, не здесь, не у нас, а за границей. Но снова деньги, деньги. Без них никуда. Но я, знаешь, надеюсь! И это решу.

– Так, – жестко сказала Кира и прихлопнула ладонью по столу. – Я все поняла! Давай документы. Все до одного, все ксерокопии. Обследования, анализы, снимки – все, что в наличии! Ну а я там разберусь! Во-первых, у меня есть знакомые. Во-вторых, язык у меня приличный, найду клинику, доктора. В общем, Зяблик, обещаю, что сделаю все, что смогу и чего не смогу. Все, хватит трепаться, иди собирай документы. А я пойду собирать чемодан – нам через два часа ехать.

Зяблик кивнул, и Кира увидела, что глаза его полны слез.

– Спасибо тебе, – тихо сказал он и вышел из кухни.

Кира собирала чемодан. Да что там собирать – ерунда. Две пары брюк, одна юбка и пара кофточек. Подошла к окну.

– Прощай, Москва. И спасибо. Я так боялась тебя! Но ты меня обняла и успокоила. Спасибо.

Она смотрела на улицу, по которой шел поток бесконечных машин. На маленькие фигурки торопящихся, как всегда, людей. В Москве всегда все спешили. Смотрела на Садовое кольцо, на знакомое желтое здание Музея Чайковского – аккурат напротив Зябликовых окон. И вспоминала, вспоминала, как была счастлива здесь, в этой квартире. Оказывается, очень счастлива, очень. Несмотря ни на что.

Пора было ехать в аэропорт. И домой. Да, домой.

По дороге молчали. Не потому, что говорить было не о чем, нет. Просто хотелось помолчать. И это было не тягостно, а совсем наоборот.

Зяблик припарковал машину и достал из багажника Кирин чемодан.

– Ну, Кирка! Давай! Может быть, когда-нибудь… Ну всякое же бывает! И спасибо тебе. – Зяблик отвернулся.

Кира обняла его и чмокнула в щеку.

– Это тебе спасибо, Лешка. За что – знаешь сам.

В самолете Кира уснула, и слава богу. Слишком много печальных мыслей, слишком много воспоминаний. И слишком много открытий и откровений. Вот так.

Дорога из аэропорта была знакомой и привычной. И она радовалась, что вернулась домой. «Как он хорош, мой Франкфурт! – подумала она. – Какой чистый и зеленый! Мой…» – Она удивилась своим мыслям. Теперь у нее было два своих города – Москва и Франкфурт. Да, именно так! Открыла дверь в квартиру, почувствовала привычные и родные запахи, и сердце радостно забилось. Все, она дома.

Разобрала чемодан, поставила чайник и, не включая верхнего света, села пить чай. Она смотрела в окно и видела знакомый пейзаж – булочную на углу соседнего дома, где она покупает любимый хлеб – всегда теплый, присыпанный мукой и пахнущий тмином. Китайскую закусочную напротив, крошечную, на два столика, с едой навынос. И густые вязы под окном, и канадский клен с острыми листьями, недавно зазеленевший. И соседку фрау Мейер, крохотную старушку в голубых букольках, прогуливающую маленькую и визгливую собачонку. И высокого тощего парня – психолога, всегда любезного и улыбающегося, снимающего квартиру под офис на первом этаже. И светящуюся вывеску магазина натуральной косметики, мешающую спать по ночам.

Все было знакомым и родным.