Горький вкус предательства (СИ)

– Она меня чуть не убила. Потом, правда, успокоилась. Они что-то мутят с этим Артёмом. Мать сказала, что не позволит, чтобы Никита получил наследство, и у них есть план. А моя задача — слушаться их. А ещё Волынский этот, конченый извращенец, такие намёки мне мерзкие кидал, что я буду его игрушкой и должна молчать и слушаться. Мне было очень страшно и противно рядом с ним. Если он меня найдёт…, – дрожит надорвано мой голос.

– Не найдёт, – отрезает Игнат. – То, как ты попала в дом к Марку Адамовичу, это правда?

– Если ты про то, что он нашёл меня в сугробе, то да, – болезненно усмехаюсь. – Иногда я думаю, что лучше бы замёрзла там. Легче бы всем было.

– Не мели ерунду! – обрывает меня.

Я киваю устало. Он прав, конечно, но от этого не намного легче.

– А про твоё положение? Это тоже правда? – смотрит на меня пытливо.

– Тебе Марк Адамович сказал?

– Да.

– Это правда.

– Это ребёнок Никиты?

– А ты в этом тоже сомневаешься? – вскидываю на него гневный взгляд.

– Нет. Я просто уточнил. В целом, всё и так понятно, – садится рядом со мной на кровать. – И что ты думаешь делать? Будешь рожать?

– Ты знаешь, Игнатик, на меня столько всего навалилось, что времени подумать у меня не было. Но аборт… нет. Я хочу этого ребёнка. У меня ведь никого, по сути, не осталось, понимаешь. Я хочу, чтобы он, – кладу руку на живот, – у меня был.

– Я тебя понял. А Никита – конченый идиот. Уверен, скоро до него дойдет, как он был не прав.

– Только это уже ничего не изменит…

Глава 8.

Никита.

Серые дни продолжают медленно тянуться. Я не помню точно, какое сегодня число, какой день недели. Я монотонно продолжаю себя уничтожать сигаретами, алкоголем и шлюхами…

После визита друга снова всё внутри всколыхнулось. Задела железобетонная уверенность Игната в безгрешности Алисы.

Нет, я его понимаю. Я и сам ещё совсем недавно глотку бы перегрыз за неё любому. И отрезвление было для меня болезненным.

Во-первых, она ни разу ко мне не пришла, пока я сидел за решёткой. Сначала понятно, ко мне никого не пускали, да и Алиску, скорее всего, Эвелина посадила под ключ, так я себя успокаивал. Потом узнал, что она свободно передвигалась по городу и встречи со мной ни разу не просила.

Конечно, надежды получить свободу у меня не было, но когда в дело вмешался Туманов – мой совсем непростой сосед по камере, всё приняло совсем другой оборот.

Сергей Туманов стал моим счастливым билетом на свободу. Оказывается, у него были свои счёты и с Эвелиной, и с Волынским. В тюрьму он угодил по их вине, и сценарий липовых обвинений был очень похож на мой.

Сергей, когда узнал кто я, сразу ухватился за идею потопить врагов через меня. И сейчас мы всё ещё упорно над этим работаем, но теперь уже, чтобы вытащить из тюрьмы Сергея.

А тогда, когда меня все уже фактически списали со счетов, Туманов подключил своих людей и адвокатов. Они добились поблажек, ко мне стали пускать посетителей. У меня даже появился телефон.

Я тут же попытался связаться с Алисой, уже мечтал, что услышу голос моей девочки, успокою её и немного успокоюсь сам.

Но на моё сообщение пришёл сухой ответ: "Не пиши мне больше."

И всё.

Потом сообщения мои не доходили до адресата, а сколько я ни старался до неё дозвониться, слышал всё время только короткие гудки. Такое ощущение, что она сразу отправила меня в чёрный список. Это был первый неприятный звонок.

А потом люди Туманова, которые следили за Волынским, рассказали мне, что готовится его свадьба с моей Алисой. И даже показали фотографии, где Алиса милуется в кафе с этим упырём, а потом они едут к нему домой. И видео, как он заводит Алису к себе в дом, обнимая за талию, что-то шепча ей на ухо. А она совсем не сопротивляется, улыбается ему ласково.

Вот тут нервы мои уже сдали. Но я ещё на что-то надеялся. Был уверен, что девочку мою заставили, запугали. Я метался как раненый зверь в камере, быковал, требовал, чтобы меня выпустили. Охрана не один раз успокаивала меня дубинками, а потом отправляла в ледяной карцер. Если бы не Серёга, меня там точно бы порешили.

Но добили меня не они, а моя нежная девочка. Правда, перед этим меня навестил Волынский собственной персоной. Снизошёл до такого ничтожества.

Как он объяснил цель своего визита – он выполнял просьбу своей невесты, которая переживает, оказывается, что у нас с ней остались незаконченные отношения, а сама боится посмотреть мне в глаза.

– Ты же понимаешь, – увещевал Волынский. – Она всего лишь девочка, ещё не совсем взрослая, знает твой крутой нрав. Она хотела сама прийти, но я ей не позволил. Она теперь моя, понимаешь?

Смотрит на меня с усмешкой. А я только зубы сжимаю и смотрю на урода через красную пелену бешенства.

Руки мои в наручниках, но я справляюсь и так. Бросаюсь на упыря, разбиваю ему нос головой. Тут же влетают два охранника, месят меня дубинками, сапогами, закрывают в клетку, пристёгивают наручниками к решётке.

Уходят, а вот Волынский не торопится. Утирая разбитое лицо, медленно подходит ко мне, мерзко ухмыляясь.

– Горячая девочка, я тебя понимаю. Такой темперамент, такая невинность, но при этом смелость. Да?