Горький вкус предательства (СИ)

Смотрит с вызовом, понимая, что теперь я его точно не достану. Протягивает свой телефон с включённым экраном.

Вижу окно мессенджера, и их переписку.

Аватарка Алисы. Её я ни с кем другим не спутаю.

Там она посылает воздушный поцелуй. Сука! Мне посылает. Это я сделал ту фотку. Но все мысли гаснут, когда Волынский открывает отправленные ею фото.

В голове шумит, глаза опять наливаются красным. Знаю эту её моду, мне тоже раньше отправляла такие провокационные фото. Её точёный профиль, голые плечи, съезжающее полотенце, едва прикрывающее тело.

И ещё несколько, где Алиска такая тёплая, домашняя, в маечке и трусиках.

– Не переживай ты так, Никита. Найдёшь себе ещё сотню таких Алис, – издевается урод. – Радуйся, ты ведь и так сорвал этот невинный цветочек первым.

– Сука! – пытаюсь вырвать руки из наручников, но бесполезно. Только сдираю кожу на запястьях. Боли не чувствую, внутри горит сильнее.

– Да успокойся. Я тебе даже благодарен, – продолжает глумиться Волынский. – Ты многому научился девочку в постели. Я оценил. Я знаю, – переходит на шёпот. – Она любит сверху. У неё богическая фигура, грудь, талия. М-м-м!

Зажмуриваюсь. В голове невольно вспыхивают горячие кадры, от которых сейчас мне просто хочется сдохнуть. Да, Алиса любила сверху. Всегда укладывала меня на лопатки и становилась в такие моменты просто охрененно раскованной, несдержанной, моей.

Чёрт… Уже не моей? Как так, малышка? Как ты могла?

А Волынский снова водит пальцем по экрану, загоняя мне иголки под ногти дальше.

– Вот, покажу тебе ещё кипяточку. Чтобы было, о чём в камере вспомнить.

Поворачивает телефон. Передо мной фото обнажённой Алисы в душе. И сегодняшняя дата на фото.

– Да, поработал я сегодня фотографом, – усмехается. – Ну, всю коллекцию показывать не буду. Это самое скромное фото, девочка огонь просто.

Достаёт из кармана кружевное бельё, крутит в руках, добивает меня окончательно.

Знаю я эти трусики. Это ведь я покупал…

Встаёт такой яркий, убийственный кадр.

Мы с Алисой несёмся по торговому центру. Она убегает от меня. В руках у неё тающее мороженое.

Догоняю, ловлю её.

– Ай, Никита, я вся измазалась, – подхватываю её за талию, слизываю сладкое мороженое с ещё более сладких губ, млею, как последний идиот.

– М-м-м, охрененно вкусно.

Мы доедаем вместе остатки мороженого, а потом я вталкиваю её в бутик нижнего белья.

– Ой, а мы что здесь делаем? – распахивает глаза, щёки её заливает румянец смущения.

– Мы доводим до совершенства мою богическую девочку, – шепчу ей на ушко.

– Это какую, – прищуривается.

– Пойдём в примерочную, я её тебе покажу.

Сжимаю зубы, чтобы не заорать и не сорваться.

– Всё у тебя? – цежу, с ненавистью глядя на Волынского.

– У меня всё. Надеюсь, мы друг друга поняли. Алисе я передам, как ты был расстроен, но это уже ничего не изменит.

Уходит, а я остаюсь совершенно разбитым. Сейчас мне кажется, что сердце моё вытащили из груди, измазали самой гадкой грязью и вставили обратно. Алиса, неужели это всё правда?

Не верю, всё равно не верю!

И я хватался за призрачную надежду ещё сутки. Мне нужна была какая-то точка лично от неё. Даже если всё, что мне сказали и показали, правда, не могла она вот так трусливо остаться в стороне.

И я дождался. Её телефон неожиданно ожил. Ненадолго. Всего лишь для того, чтобы отправить мне послание, а потом я снова оказался в блоке.

Открываю телефон, чтобы ещё раз пройтись по нервам, вскрыть незаживающую рану. Каждый раз, когда во мне начинают шевелиться сомнения, и мне малодушно хочется простить эту предательницу, я открываю её голосовое сообщение и слушаю:

“Ник, прости, – трогательно дрожит её голос, который я не перепутаю ни с чьим другим. Мне от этой родной интонации хочется взвыть. Я ведь на каждую её ноту вздрагиваю, как грёбаный камертон. – Мне сложно говорить, но всё, что случилось между нами – большая ошибка. Знаю, я виновата, я позволила тебе поверить в то, чего нет. Я сама не сразу разобралась в своих чувствах, – театральная пауза, а мне хочется сдохнуть. Я ошибка? Серьёзно, Алиса? Вот как ты окрестила всё, что разорвало нас с тобой изнутри? Отравило и лишило разума? А теперь это лишь ошибка?! Мне хочется орать, но я молчу. Знаю каждую фразу, сказанную дальше, наизусть. – Ты мне дорог как брат, как друг. Но как мужчину я не люблю тебя, и не смогу полюбить. Прости меня, если сможешь, и забудь. Уверена, ты ещё будешь счастлив с другой, я тебе этого искренне желаю.”

Телефон взрывается трелью в моей руке. Смотрю на экран – Туманов.

– Да, Серёга, слушаю.

– Слышь, щенок, ты меня кинуть решил? – рычит он. – Я тебя вытащил из-за решётки для чего? Чтобы ты печень свою пропил?

Не спорю. Он во всём прав. Я из-за своих душевных качелей подзабил на наши общие дела.

– Прости, Серёга. Я всё помню. Сегодня займусь.

– Ты охренел? – орёт он. – Что, хорошо на воле, напомнить, как оно по ту сторону?

– Не надо! Я всё помню.