Горький водопад

Водитель «автодома» резко приказывает нам заткнуться – а не то нам заткнут рты. Я ухитряюсь кивнуть Коннору и показать ему большой палец, хотя я обессилен, словно выброшенная на сушу рыба, и мышцы мои все еще слегка подергиваются. Я оцениваю свое состояние, а потом сосредоточиваю внимание на человеке, которого оказалось так легко разозлить. Он встает, добывает из кармана ключ, отпирает один из шкафчиков и достает оттуда новый шокер, потом многозначительно показывает его мне и возвращается к своему столику. Старый шокер он бросает в мусорную корзину.

Мы все молчим. Я закрываю глаза, потому что последствия электрического удара здорово меня вымотали. Почти сразу же я на некоторое время погружаюсь в дремоту. Нет смысла в бдительности, если я скован по рукам и ногам и не могу сделать ничего полезного. Военных пилотов обучают не только летать и сражаться, мы проходим также серьезный курс по программе SERE [14]. «Поиск» и «уклонение» из этого курса я уже провалил, иначе не сидел бы здесь связанный, но «сопротивление» и «побег» нам определенно пригодятся. Вряд ли сектанты изобретут что-то, чего я не видел и не испытывал прежде, а всему этому я обучен противостоять. Конечно, подвергаться подобному было не очень весело, но сейчас оно, как ни странно, окупается.

Все, что мне нужно, – добраться до последней буквы этой аббревиатуры, до буквы, означающей «побег», и я должен воплотить ее в реальность не только для себя, но и для Коннора. Я должен провести его через это и добраться вместе с ним домой – живыми и невредимыми.

Или, если это будет невозможно, по крайней мере, доставить его домой живым и невредимым. Потому что это моя задача.

Он называет меня папой, и я должен оправдать это.

Я резко выныриваю из дремоты. «Дом на колесах» больше не раскачивается и не подпрыгивает, теперь он едет ровно и явно набирает скорость. Мы наконец-то выехали на настоящую дорогу. Снаружи приближается рассвет, судя по свету, просачивающемуся в щели между занавесками. Калеб распростерся на одной из коек в задней части салона. Самодовольный ублюдок…

Я начинаю методично проверять свои оковы. Куда бы ни направлялись, мы быстро движемся к конечной точке. Скоба в полу, к которой я прикован, держится незыблемо – как и цепи, конечно же. Длины цепи хватает, чтобы я смог изогнуть запястья, скручивая оковы все туже и туже. Я надеюсь найти слабое звено в самой цепи или в браслетах, но не нахожу. Коннор наблюдает за мной, потом проверяет собственные оковы. Наши похитители находятся всего в нескольких футах от нас, и человек с дробовиком периодически поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Его, похоже, ничуть не беспокоят мои манипуляции с оковами, и он даже не велит мне прекратить.

Поэтому я продолжаю. Кресло прочно прикручено к полу. Веревки, охватывающие мою талию и грудь, надежно удерживают меня в кресле. Эти типы действительно хорошо умеют похищать людей.

Что ж, я исследовал все возможные варианты. Теперь остается только ждать.

«Автодом» едет дальше. Я дремлю, но просыпаюсь от каждого звука, беспокоясь о том, что сектанты могут попытаться сделать с Коннором. Но они оставили нас в покое. Когда я просыпаюсь снова, солнце уже взошло. Старые часы на стене фургона показывают, что сейчас почти половина десятого утра. Фургон замедляет ход и останавливается, взвизгнув древними тормозами. Я слышу в передней части голоса – кто-то разговаривает с водителем. Потом до меня доносится характерный лязг металлических ворот, отъезжающих в сторону.

«Автодом» проезжает еще немного – примерно одну длину футбольного поля, – потом останавливается, и двигатель выключается.

– Поднимайся, ленивая задница! – кричит водитель Калебу, и тот слезает с койки, зевая и потирая лицо. – Мы дома.

– Хвала господу, – отзывается Калеб. – Я стосковался по хорошей еде.

Словно уловив намек, мой желудок начинает урчать. Я бы не отказался от яичницы с беконом. Нет смысла отрицать жизненные потребности, поэтому я удовлетворяю голод, как могу, – воображая вкус пищи. Потом прекращаю это и сосредотачиваю внимание на Калебе, который освобождает Коннора. Он отпирает висячий замок на скобе и вытягивает цепи. Коннор начинает дергаться, но он все еще привязан к креслу и потому не может даже встать. Калеб свое дело знает. Он склоняется к самому лицу мальчика и говорит:

– Слушай, я не хочу этого делать, но ты не оставляешь мне выбора. Будь послушным, иначе мне придется вырубить тебя шокером. Понятно?

Он знает: Коннор видел, что было со мной. И мне больно видеть страх, который мелькает на лице мальчика, прежде чем тот прячет его за напряженным бесстрастием. Я и прежде видел это выражение – Коннор делает такое лицо, когда скрывает все эмоции и пытается справиться с ними, но толку от этого меньше, чем от тонкой хэллоуинской маски. Это бесстрастие не сможет защитить его надолго.