Горько-сладкий эрос

ὠς ἐκείνοις μὲν τότε μεταμέλει ὧν ἂν εὖ ποιήσωσιν, ἐπειδὰν τῆς ἐπιθυμίας παύσωνται· τοῖς δὲ οὐκ ἔστι χρόνος ἐν ᾧ μεταγνῶναι προσήκει.

Поклонники раскаиваются в своих благодеяниях после того, как страсть их потухла, у не-поклонников и времени нет, когда им надлежало бы раскаиваться.

(Phdr

., 231а)

Для не-поклонника желание никогда не связано с болью. «Сейчас» и «тогда» для него взаимозаменяемы: его роман – цепочка временных событий, в которую можно вклиниться в любой момент или поменять их местами безо всякого вреда. Мыслительный процесс Лисия начинается там, где заканчивается эрос, и обращает эрос вспять. Или, как выразился Сократ:

οὐδὲ ἀπ᾽ ἀρχῆς ἀλλ᾽ ἀπὸ τελευτῆς ἐξ ὑπτίας ἀνάπαλιν διανεῖν ἐπιχειρεῖ τὸν λόγον, καὶ ἄρχεται ἀφ᾽ ὧν πεπαυμένος ἂν ἤδη ὁ ἐραστὴς λέγοι πρὸς τὰ παιδικά.

Он пытается не с начала, а с конца, головою вниз, плыть вспять в своей речи; он начинает с того, что поклонник мог бы сказать предмету своей любви уже в конце.

(Phdr

., 264а)

Ловким маневром Лисий обходит проблему эроса. Маневр этот связан со временем: оратор попросту отказывается входить в тот момент, который влюбленным мыслится как «сейчас», – в момент желания. Вместо этого он безопасно размещается в воображаемом «потом» и взирает на желание с удобной позиции эмоциональной невовлеченности. В оценку эротической ситуации «сейчас» он способен включить все вероятности и последствия эротической ситуации «потом». Лисий не делает стереоскопической картинки, проецируя эти моменты времени один на другой, запутывая нас, как это делает Софокл в стихотворении про тающий лед. Лисиевы «сейчас» и «тогда» не оторваны друг от друга и не являются несовместимыми, их совпадение не кажется не-поклоннику ни парадоксальным, ни болезненным: желание не вкладывается ни в «тогда», ни в «сейчас». Эрос обычно ставит влюбленного в положение, требующее рассматривать оба момента как один. Эротическая теория Лисия предвосхищает проблему. Не-поклонник у Лисия вообще не рискует оказаться безнадежно взирающим на тающую в руках льдинку. Когда такой человек берет льдинку, он уже знает, что скоро в его руках окажется пригоршня холодной воды. И его вполне устраивает вода. Он не любит лед особенной любовью.

Такова суть речи Лисия. Закончив зачитывать ее вслух, Федр спрашивает мнения Сократа, и тот признается, что в некоторой степени недоволен этим логосом как риторическим произведением (234е). Он припоминает, что нечто подобное он слышал:

…ἤ που Σαπφοῦς τῆς καλῆς ἤ Ἀνακρέοντος τοῦ σοφοῦ ἤ καὶ συγγραφέων τινῶν.

…либо от Сапфо прекрасной, либо от Анакреонта мудрого, либо от каких писателей…

(Phdr

., 235с)

В связи с чем он принимается развивать основную мысль Лисиевой речи. Сократ подтверждает важность фактора времени и переформулирует его. Он соглашается с Лисием в том, что важным вопросом, который следует задать влюбленному, будет: что нужно влюбленному от времени? Далее он соглашается, что обычный влюбленный желает пребывать в «сейчас» желания любой ценой, даже нанося глубокий вред возлюбленному или калеча его. Такой влюбленный, говорит Сократ, задержит развитие своего возлюбленного во всех направлениях, которые могут увести юношу из-под прямого контроля своего erastēs. Он будет препятствовать нормальному физическому развитию отрока на свежем воздухе, держать его в тени и напомаженным, вдали от мужских занятий (239с-d). Схожие препятствия он будет чинить культурному и интеллектуальному развитию юноши – как бы paidika не перерос его:

φθονερὸν δὴ ἀνάγκη εἶναι, καὶ πολλῶν μὲν ἄλλων συνουσιῶν ἀπείργοντα καὶ ὠφελίμων ὅθεν ἂν μάλιστ᾽ ἀνὴρ γίγνοιτο, μεγάλης αἴτιον εἶναι βλάβης, μεγίστης δὲ τῆς ὅθεν ἂν φρονιμώτατος εἴη· τοῦτο δὲ ἡ θεία φιλοσοφία τυγχάνει ὄν, ἧς ἐραστὴν παιδικὰ ἀνάγκη πόρρωθεν εἴργειν, περίφοβον ὄντα τοῦ καταφρονηθῆναι· τά τε ἄλλα μηχανᾶσθαι ὅπως ἂν ᾖ πάντα ἀγνοῶν καὶ πάντα ἀποβλέπων εἰς τὸν ἐραστὴν.