Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

— Ты опередил нас, мы видимо долго запрягали. Ждали свидетеля серьёзного, который сейчас в изоляторе сидит.

— Я не вижу их за завтраком, — встревожено сказал Беда, — как бы они на вахту не ломанулись?

— Это исключено, они хоть и борзанули, но стучать никогда не будут, а завтракают они в первую смену, потому что работают на самой дальней стройке, — пояснил Спирька.

После завтрака Беда пошёл на работу. Цех находился в подвале, рядом с мастерской Луки. Он представлял собой большой зал, где были установлены наждачные круги, на которых шлифовались медицинские инструменты. Работа была сидячая и несложная, однообразная, но давала творчество голове.

Здесь можно было под работу круга думать, о чём хочешь, и сколько хочешь, курить на рабочем месте. Бугор объяснил ему азы работы. Беда для себя сделал вывод, чтобы создавать материальные ценности необязательно иметь профессиональную подготовку, немного сноровки и план готов.

Через час после начала работы Лука принёс новость, что ни Бирюк, ни Вадим на работу не вышли, — оба находятся в санчасти. После обеда узнали, что их увезли в тюремную больницу с переломами челюстей, а у Вадима в придачу обнаружили ещё сотрясение мозга.

Зона жила в спокойном безмятежном режиме. О ночном конфликте, практически никто не знал, кроме узкого круга лиц, которые участвовали в разборке. Кум Моисеев в этот день находился допоздна в зоне и вызывал к себе поочерёдно активистов и блатных. Вызвал он и Луку:

— Лука, ты слышал, что двоих отправили сегодня в больницу это Грибова и Кочнева. У них у обоих переломы челюсти. На зоне не было случайно массовых драк вчера?

— Зачем спрашиваете? — хладнокровно ответил Лука, — если бы и знал, всё равно не сказал бы. Я вам не театр у микрофона.

— Я спрашиваю не из праздного любопытства, а не хочу, чтобы ты перед свободой был вовлечён в неприятную историю. Знаю, твой буйный характер и знаю, с кем ты водишься на зоне. А так же знаю компанию Грибова, то есть Бурого.

— Ну и что из этого? — не дрогнул у Луки не один мускул. — Неужели, я кусаться буду с ними. У меня праздник был вчера. Я Беду встречал. А Грибов, мне, — как шёл, так и ехал.

— Ваши отношения, как мне известно, были натянуты. Сам понимаешь, и этот факт отрицать тебе глупо. Мне, откровенно говоря, не жалко ни того, ни другого. Подонки оба хорошие. Я пекусь о будущем. Чтобы не было никаких разборов после того, когда они вернутся с больницы. Если ты скажешь не возвращать их назад, так и будет. Понимаешь, о чём я говорю? Никто, кроме вашей компании, не посмеет схватиться с Грибовым. Зубы ещё не отросли.

— Гражданин начальник, откровенно вам скажу, — начал вводить в заблуждение кума Лука. — Наша семья тут не при делах, но слух идёт по зоне, что они между собой схватились и вывернули сами себе челюсти. Обычное дело. Дрались один на один. Закладывать они себя не будут. А нам с ними делить нечего. Мы люди серьёзные. Бакланить не наш удел.

— Ты хочешь меня убедить, что ты не драчун? — Смешно от тебя слышать такое. Я — то знаю, какой ты «скромник».

Лука откровенно рассмеялся над выданным сравнением кума.

— Смешно тебе, а мне хоть губы кусай за этих обормотов

Может, ты правду говоришь? — потёр кум затылок, — и дай бог, чтобы было всё так, чтобы у меня голова ни сейчас, ни после не болела. Да вот в душе у меня сидит маленький подсказчик и говорит, что сил у тебя с приездом Беды прибавилось. Сейчас это не тот дворовый Беда, что раньше был. По правде говоря, он и раньше скор на кулак был, — растерянно сказал кум.

…Было видно, что кум говорил отвлечённо, поглядывая в окно. Он был не в меру задумчив и чем — то озабочен. Его глаза, были омрачены какой — то неприятностью.

— А причём здесь Беда, он молодой на зоне. Он не дурак рога совать незнамо куда.

— Да, да, рога совать он не будет, понятно. Ладно, Лука иди, мне сегодня много вопросов нужно решить за забором. Некогда мне сейчас. Здоровье надо подлатать.

Лука встал и пошёл к двери.

В секции, его ждали Беда, Спирька и Витёк Зуб.

— Поздоровался с кумом? — спросил Спирька.

— Обязательно! Короче ему ничего неизвестно, но догадки у него имеются правильные по личности Беды и нашей семьи. Проницательной щукой стал наш Моня. Я ему тюльку прогнал, что эти два барбоса по слухам зоны меж собой подрались и повыбивали себе челюсти. Вроде поверил, но он их не жалеет. Говорит подонки они хорошие. Сам расстроенный сидит, будто дом у него сгорел. Видимо, горем, он каким, — то подпоясанный.

— Ты Беда не переживай и не думай, что тебя впрудят, — сказал Спирька, — они вроде и перемороженные, но не козлы, стучать никогда не будут. Им тогда не только здесь, но и на свободе житья не будет.

— Я об этом не думаю, — отмахнулся Беда, — им жить.

— Давай чифирку лучше заварим с водочкой, — предложил Витёк Зуб.

— Это дельное предложение, — поддержал его Спирька.

— Пошли тогда ко мне? — позвал Зуб, — у меня шурша в секции спокойная, не палёная. Никто не видит, да и козлов никого нет.

У — Зуба они заварили чифир, и влили туда водки.