Горькое счастье: Собрание сочинений

Когда облако ложится в долину,
Из мглы жемчужной и слепой
Я ощупью взбираюсь на вершину
Легко и жарко дышащей тропой.

Туда, туда, где в солнечном уборе,

Как острова, хребты вознесены,
А подо мной клубится мягко море
Ничем не омраченной белизны.

Вот если б так же… Я сижу на камне.

Впивает вереск ветра чистый мед…
Как хорошо, что эта жизнь дана мне, –
Как хорошо, что эта жизнь пройдет!

«На закате вода густая…»

На закате вода густая
Щедро мочит сухие грядки,
И колибри, в цветы слетая,
Сок сосут их солнечно-сладкий.

И усталых ласточек пары

Возвращаются на ночь в гнезда.
Догорает светлым пожаром
Золотой и прозрачный воздух.

И холмов оранжевых груди

Зеленеют, темнеют, блекнут…
Входят в дом озябшие люди,
Зажигаются светом окна.

А луга напивает плоско,

Белой дымкой ползет прохлада,
Пахнет ночь росой, и березкой,
И землей уснувшего сада…
Что тебе еще в мире надо?

«Было небо серо-жемчужным…»

Было небо серо-жемчужным,
Пухлый снег еще не обмяк,
И казалось радостно-нужным
В нем отметить глубокий шаг.

А за синью пятого шага —

Куст шиповника на снегу:
Жар его оранжевых ягод
До сих пор забыть не могу.

Столько грозных лет отшумело,

Но, презрев их злые дела,
Память выбрала эту мелочь
И к моим глазам поднесла.

«Круглый пруд с ладошку глубиной…»

Круглый пруд с ладошку глубиной,
Теплый ил на дне да жабий камень,
Но и небо, то, что надо мной,
Мчится в нем, сияя облаками.

Облаков валящийся размах

Проклубил и стаял невозвратно.
И на лягушиных головах
Мокро блещут солнечные пятна.

Небом подсиненная вода,

Солнцем шелестящая осока…
Словно бы от неба до пруда,
Как листу от ветки, недалёко.

«Еще звенело в трубах водосточных…»

Еще звенело в трубах водосточных,
Но в сумрак солнце прорвалось — и вдруг
На хмуром небе и холмах восточных
Встал радуги нежнейший полукруг.

Небесные ворота. Приглашенье

В покой вечерний, влажно-золотой,
Где светит нам смиренным утешенье
Печаль и чудо жизни прожитой.

НА АДРИАТИКЕ

Под серой глыбой крепости старинной
Вздыхает море мерно и тепло.
Оно у берега колышет чинно
Густое изумрудное стекло.

А дальше — ярче синева морская,

Она искрится, светится, поет,
Она зовет, сияя и лаская,
В далекий край, под новый небосвод.

Но я люблю и неподвижный камень,

Монахинь черных и голодных коз, —
Как тот, кто здесь неспешными веками
Мальчишкой смуглым и беспечным рос.

И юношей, уйдя в пути морские,

В грозящий пеной океанский вал, —
Светлейший храм Заступницы Марии
С неколебимой верой призывал.

«Стою и щурюсь удивленно…»