Горькое вино Нисы

Вот тут я узнала, что не придумывают писатели, когда про внутренний голос пишут, про второе „я“. И в самом деле, вдруг это второе „я“ просыпается во мне и трезво так урезонивает: дура, что ты суетишься, мечешься, он, может, опять только на это рассчитывает, покатает на машине, а потом ночевать останется. Ты же в шлюху превращаешься.

У меня же на все один ответ: ну и пусть, пусть, он ведь не забыл, не бросил. Пусть будет как есть.

Через час так насуматошилась, что прилегла без сил и уснула. Проснулась, будто толкнул кто, кинулась к часам. Шесть! Тут мои нервы не выдержали, разревелась! Потом нашла в буфете остатки вина, выпила, будто бы — полегчало.

Встала перед зеркалом, смотрю на зареванное лицо, и так мне горько стало. Ну, что я в самом деле суечусь, жду его, готовлюсь. Зачем он мне? В кошки-мышки играть? Доиграюсь до больницы. Взять да уйти. В библиотеку, в кино, куда угодно. Пусть не думает.

Но понимала, что никуда не уйду, дождусь и поеду, куда повезет.

В конце концов надела вытертые на швах до белизны джинсы, черный свитер-водолазку, повседневные туфли. Крестик на цепочке примерила и оставила — пусть посверкивает, не Золушка же.

А в остальном, решила, все правильно, нечего перед ним выпендриваться, подумаешь — жених! Много вас таких…

Вроде бы компромисс был найден, со вторым „я“, не слышно было его, унялось, примолкло.

Я настраивалась, спокойствие в себе нагнетала, но едва зашумел мотор под окном, как все мои рассуждения вон из головы. Жаром всю обдало. Выскочила навстречу, даже не услышала, щелкнул ли замок, не до того было. Так и летела к нему, искала глазами, лицо его увидеть хотела — искренность в нем прочесть, надежду свою укрепить.

Но и сейчас не знаю, вспомнить не могу, что я там прочла. Остановилась перед машиной сама не своя. Как только сердце из груди не вырвалось. А он дверцу распахнул, выглянул изнутри, сказал негромко:

— Поехали.

Темно было, лица его не разглядеть, как следует, да я уже и не смотрела на него, сидела, словно, истукан. Он молчал и я молчала. Так и доехали до новой гостиницы.

— Все готово, нас ждут, — сказал Игорь.

Я не спросила, что готово, кто ждет. Вылезла. Он стекла поднял, дверцы запер, под руку меня взял и повел через холл в ресторан. Там народу много было, оркестр играл, несколько пар танцевали между столиками.

Но едва мы вошли, оркестр внезапно смолк и тут же грянул мендельсоновский свадебный марш.

За одним из столов в дальнем конце зала поднялись какие-то люди, стали аплодировать, глядя в нашу сторону. Все в ресторане тоже с любопытством обернулись к нам.

У меня было такое ощущение, точно я голая иду по этому ярко освещенному нарядному залу. Замедлив шаг, я растерянно посмотрела на Игоря, но спросить ничего не смогла, сил не было. Наверное, вид у меня был жалкий, загнанный. Игорь пожал мне руку и улыбнулся ободряюще: все идет как надо, выше голову.

Так мы и прошествовали через зал: я в полуобморочном состоянии, Игорь — словно хозяин.

Стол был накрыт густо и щедро. Едва мы сели с торца, как поднялся с бокалом в руке парень в кружевной прозрачной рубашке (пиджак был накинут позади на спинку стула) и заговорил негромко. Сразу стало тихо.

— Это Сапар, — шепнул Игорь.

— Дорогие Игорь и Вера! Позвольте от души пожелать вам здоровья, благополучия и кучу детей. Будьте счастливы! — Сапар выпил залпом и бросил бокал на пол — тот рассыпался со звоном. — Горько!

— Горько! Горько! — завопили за столом.

Игорь обнял меня сильными руками и поцеловал. Потом шепнул недовольно:

— Сядь.

Я покорно села.

Он налил мне. Кажется, это был коньяк. Я выпила, тепло разлилось в груди, ясность возвращалась. „Наверное, думают: вот рохля, голову от счастья потеряла, не такую бы жену надо Игорю…“ Стыдно стало и обидно.

— Это что, наша свадьба? — спрашиваю вроде бы иронически, с усмешкой, а у самой, чувствую, голос рвется.

— Конечно, — отвечает он как само собой разумеющееся, даже плечами пожимает. — Давай я тебе бутерброд с икрой сделаю.

Здесь и икра была кетовая и много еще всякого.

За столом ели и пили, громко разговаривали, время от времени кто-то вставал и произносил тост, заканчивающийся неизменным „горько“. Игорь — целовал меня как-то торопливо, наспех, точно неприятно уже было ему все это.

А ко мне, по мере того, как шла своим чередом наша странная свадьба, приходила уверенность. Я теперь уже с интересом поглядывала вокруг, и все — дорогие яства, нарядная веселая компания, оркестр, играющий, кажется, только для нас, сама я и Игорь — мой жених, вернее даже муж, — все начинало казаться интересным, значительным, необыкновенным. Боже мой, думала я, да наши девчонки с ума сойдут от зависти, когда узнают…

— Пойдем потанцуем, — предложил Игорь, и посмотрел с прищуром, изучающе.

Вспомнив, что наряд у меня отнюдь не невестин, я на мгновение стушевалась, но тут же сказала себе: к черту предрассудки, я здесь хозяйка. И это мгновенно вспыхнувшее сознание моей значительности окончательно переродило меня.

— Пусть сыграют что-нибудь стоящее, — сказала я, поднимаясь.