Горная долина

У жителей Сусуроки не было сомнений в том, что гама вернутся вновь. Так и надо было понимать Макиса, когда он объяснил, что Бихоре вернул им выкуп за невесту. Я все еще не знал, о какой девушке идет речь, и подумал, что уж кто-кто, а Макис даст мне ясный ответ. Когда я спросил его, он после некоторого колебания сказал вскользь, что, по его мнению, речь идет о Тарове. Этому трудно было поверить. Она еще не отпраздновала своей первой менструации, а до этого девушки гахуку не считались готовыми к браку. Как инициация для мальчиков, эта церемония знаменовала для девушек перемену в их положении, переход в новую роль. На это делался главный упор во время обрядов, связанных с первой менструацией. Девушку запирали в доме матери, через день-два после окончания менструации девушку формально представляли ее родовому подразделению, собравшемуся специально для этого. Когда она выходила из хижины, намазанная свежим жиром и одетая в новый бахромчатый передник, один из старейшин подразделения рода брал ее за руку и, поворачиваясь на четыре стороны света, оповещал «мужчин дальних мест», что «наша дочь готова к браку». Ей подавали тарелку со свининой, которую она принимала с застенчивым видом, а затем предлагала по очереди каждому из сородичей. Таков был заведенный порядок. Однако раз гама просили себе Тарову, то, видимо, бывало и иначе. Я выразил Макису свои сомнения, но его ответ не вполне удовлетворил меня. Он звучал так, как если бы Макис в чем-то себя убеждал, чтобы оправдать действия, которые он в глубине души осуждал.

Он согласился, что в принципе я прав. Отсылать девочку из селения до того, как сойдет ее кровь, было против обычая, но времена менялись, и шел разговор о том, чтобы жить по-новому. В прошлом девушки мирились с тем, что несколько лет проводили у родителей мужчин, с которыми были помолвлены, прежде чем им разрешали с ними сходиться. По сейчас девушки стали распутными, и их сородичи были уже не в состоянии присматривать за ними. По этой причине некоторые из старейшин думали, что следует испробовать новый порядок-отдавать девочек из родного селения, когда они не старше и, быть может, даже моложе Таровы. В этом возрасте они слишком молоды для половой жизни. Родители будущего мужа будут заботиться о них, как о собственных детях. За время, оставшееся до замужества, девушка привяжется к новым родственникам, привыкнет к их группе, как к своей собственной, и согласится остаться в ней на положении послушной жены.

Я спросил, готовы ли родственники Таровы пойти па это. Макис заявил, что не знает. Пока, сказал он, идут только разговоры. Гама вернутся завтра; тогда мы услышим, что думают люди.

Меня не было, когда гама второй раз принесли выкуп. Они доставили его к хижине Хелеказу в Гохаджаке, и к моему приходу он был уже возвращен им. В позах жителей Гохаджаки было заметно напряжение. Все молчали. Я хотел узнать, что случилось, но молчание как бы изолировало меня, и я был слишком скован, чтобы задавать вопросы. Макис скользнул по мне взглядом и в виде приветствия произнес лишь мое имя, причем тон его показывал, что он еле замечает мое присутствие. Он строгал садовым ножом кусок бамбука, зажатый между его коленями, и медленно, с силой нажимал на нож, вкладывая в каждое движение руки весь свой гнев и возмущение. Неподалеку от него Гихигуте подставил голову Гизе, сыну Намури. Тот, сидя на корточках за спиной старика, одной рукой разбирал его свалявшиеся волосы, а другой подносил вшей к его рту — это ненамного отвратительнее, чем когда их виртуозно давят между двумя ногтями. Царила мучительная неловкость. Я был полон ожиданием каких-то событий, но никто, судя по всему, не был расположен действовать. Наконец Намури короткой фразой объявил, что дебаты закончились. Макис выпустил бамбук из рук, и тот упал к его ногам. Потом он засунул нож за пояс, коротким «идем» приказал мне следовать за ним и зашагал в Сусуроку.