Горничная

По правде говоря, мне тоже. Мне нужен сахар, потому что мне кажется, что я вот-вот снова упаду в обморок. За весь день во рту у меня не было ничего, кроме того кекса с изюмом и отрубями утром в участке. Еды у меня в шкафчиках не хватит на троих, а есть в одиночестве на глазах у гостей было бы верхом неприличия.

– Папа, тебе надо есть меньше сахара, – качает головой Шарлотта. – Ты же знаешь, он тебе вреден.

– Да ладно тебе, – отзывается мистер Престон. – Старого пса новым трюкам не выучишь и все такое прочее, правда, Молли?

Он со смешком похлопывает себя по животу.

Шарлотта ставит свою чашку на стол и берет желтый блокнот и гладкую золотую ручку, которую положила на пол рядом со стулом.

– Ладно, Молли. Садитесь. Вы готовы говорить? Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про Блэков, и почему, по вашему мнению, вас обвиняют в… ну много в чем.

– Несправедливо обвиняют, – уточняю я, усаживаясь рядом с мистером Престоном.

– Это само собой разумеется, Молли, – отвечает Шарлотта. – Простите, что сразу это не оговорила. Если бы мы с отцом в это не верили, нас бы сейчас здесь не было. Папа убежден, что вы не имеете к этому никакого отношения. Он уже давно подозревал, что в отеле делаются какие-то грязные делишки. – Она умолкает и обводит комнату взглядом. Ее глаза задерживаются на бабушкиных занавесках в цветочек, ее антикварном шкафчике и английских пейзажах на стене. – Я понимаю, почему папа так в вас уверен, Молли. Но, чтобы оправдать вас, мы должны выяснить, кто может на самом деле быть виновен во всех этих преступлениях. Мы оба считаем, что вас использовали втемную. Вы понимаете? Вами воспользовались, как пешкой, в убийстве мистера Блэка.

Я вспоминаю пистолет в моем пылесосе. Единственные, кто знал, что пистолет у меня, это Жизель и Родни. От одной мысли об этом меня захлестывает волна грусти. Она словно уносит с собой всю мою уверенность в себе, и я ссутуливаюсь.

– Я невиновна, – говорю я. – Я не убивала мистера Блэка.

Глаза у меня щиплет от подступающих слез, но я загоняю их обратно. Я не хочу выставить себя полной дурой. Совсем не хочу.

– Все в порядке, – говорит мистер Престон, легонько похлопывая меня по руке. – Мы тебе верим. Все, что тебе нужно, это рассказать правду, твою правду, а Шарлотта позаботится обо всем остальном.

– Мою правду. Да, – говорю я. – Это я могу. Наверное, уже пора это сделать.

Я начинаю с подробного описания того, что я увидела в тот день, когда вошла в номер Блэка и обнаружила его мертвым в постели. Шарлотта торопливо записывает каждое мое слово. Я описываю напитки на грязном столике в гостиной, высыпавшиеся из флакончика таблетки Жизели в спальне, валяющийся на полу банный халат, три подушки на кровати вместо четырех. Меня начинает трясти.

– Не уверен, что Шарлотту интересуют такие мелочи, как количество подушек и беспорядок в номере, Молли, – подает голос мистер Престон. – Думаю, ей нужны подробности, которые могут говорить о насильственной смерти.

– Совершенно верно, – подтверждает Шарлотта. – Как, например, таблетки. Вы сказали, что это были таблетки Жизели. Вы к ним прикасались? На пузырьке была наклейка?

– Нет, я к ним не прикасалась. Во всяком случае, в тот день. И на флакончике не было наклейки. Я знала, что это таблетки Жизели, потому что она часто принимала их в моем присутствии, когда я убирала номер. К тому же я часто видела бутылочку в ванной. Она называла их своими «бензинками» или «успокоительными колесиками». Я полагаю, «бенз» – это какое-то лекарство? Мне не казалось, что она чем-то больна – во всяком случае, не в физическом смысле. Но некоторые заболевания похожи на горничных – они есть, но их практически никто не замечает.

Шарлотта вскидывает глаза от своего блокнота.

– Как это метко, – говорит она. – «Бенз» – это сокращенное «бензодиазепин». Это препарат для лечения тревожного расстройства и депрессии. Такие маленькие белые таблеточки?

– Нет, вообще-то, те были ярко-голубые, как яйца дрозда.

– Хм, – говорит Шарлотта. – Значит, это был уличный наркотик, а не аптечный препарат. Папа, ты когда-нибудь разговаривал с Жизелью? Не замечал за ней странного поведения?

– Странного поведения? – переспрашивает он, делая глоток чая. – Когда работаешь швейцаром в «Ридженси гранд», странное поведение для тебя в порядке вещей. Было совершенно очевидно, что они с мистером Блэком нередко бывали не в ладах. В тот день, когда мистер Блэк умер, она покинула отель в спешке и плакала. Неделей раньше произошло то же самое, но это было после визита Виктории, дочери мистера Блэка и его бывшей жены, первой миссис Блэк.

– Я помню тот день, – подаю голос я. – Миссис Блэк-первая придержала для меня дверь лифта, но ее дочь велела мне ехать на служебном лифте. Жизель говорила, что Виктория ее недолюбливает. Возможно, поэтому Жизель в тот день и плакала, мистер Престон.