белым. Я нагнулась и потерлась щекой о ткань одного из костюмов.
Какая нежность в этих тканях, какая мягкость!
— Это натин, — раздалось позади. — Удобнейший материал. В нем не бывает ни жарко, ни холодно.
Я подскочила и обернулась. Центаврианин умудрился войти и подкрасться ко мне совершенно бесшумно. Мне стало неловко
за свою недавнюю слабость, но я усилием воли затолкала эту неловкость куда подальше и приняла свой обычный, бойко-
задиристый вид.
— Светлейший! Зачем вы приказали запереть меня в своих покоях?
— Дело горничной - слушаться, а не задавать вопросы.
К альбиносу прибежал Мелок, требовательно дернул за брюки. Владетелю ничего не оставалось, как поднять зверька. Тот
сразу же устроился на плече хозяина, и его белая шерстка почти слилась с волосами мужчины.
— Мне нужно поесть, светлейший. А еще принять душ.
— Отужинаешь тем, что оставлю я.
«Как великодушно! Господин изволит жаловать служанке объедки!»
— …А принять душ, — промолвил он, приподнимая уголки губ, — ты можешь в моих покоях.
«Ха-ха-ха». Самое время воспитанной барышне смутиться и потупить взгляд. Хорошо, что я уже не барышня, и красиво
тупиться не умею.
— Мне нужны свежее белье и свое полотенце, светлейший.
— Принесут другие горничные. И спать ты будешь здесь. Чтобы всегда быть рядом и в готовности исполнить любое мое
повеление.
«Неправда, — сразу поняла я. — Ты хочешь держать меня подле себя, потому что знаешь - я могу умереть в любой
момент». Спросить бы, почему он возится со мной, неизлечимо-неправильной горничной… Спасти хочет, или просто изучить
мои энергии?
Скорее всего, второе. Я надела на лицо улыбку, ту самую, развязную, наглую, от которой у Гримми в жилах кровь вскипает, а
мужчины начинают раздражаться.
— Я не блудница, светлейший.
— Знаю. Эти придут позже, — владетель не заметил моей улыбки, и задумчиво поглядел на тот костюм, что я трогала, сам
коснулся мягчайшей ткани. — Подготовь для меня ванну, горничная. Погорячее. Безо всяких масел и солей.
«С ним играть бесполезно, — подумала я. — Это не простодушный Ветров. Этот видит меня насквозь».
Я прошла в ванную комнату, сполоснула огромную глубокую ванну, начала наливать воду. Пока собиралась горячая вода, я
разглядывала обстановку. Все в молочно-белом цвете, только узор под потолком бледно-золотистый. Вот шкафчик со
скребками и мягчайшими губками, полочка с эфирными маслами и солями, полка, заставленная натуральными шампунями и
мылом - и это только в одном углу. В остальных, наверное, еще больше принадлежностей для гигиенических процедур.
И все это богатство для одного только владетеля!
Я представила, как скидываю свою постылую униформу и погружаюсь в эту огромную ванну, как хлопья пены чуть-чуть
щиплют кожу, как расслабляются мышцы в горячей воде, и как волосы темнеют… Ах, такая ванна больше подходит мне, чем
отмороженному центаврианину. Он не сможет отдать ей должное.
Вода скоро налилась. Я тронула ее пальцем и быстро одернула - горячая, почти кипяток. Все, как хотел обесцвеченный.
Очень хотелось посмотреть, как он тронет воду, одернет руку и начнет ругаться. Секунда растерянности на его
центаврианском лице будет стоить любого наказания. Я вышла из ванной комнаты и подошла к владетелю.
— Ванна готова, светлейший.
— Г орячая?
— О, да, мой господин, — я пребывала в столь приятном предвкушении, что даже употребила устаревшее «господин».
Центаврианин поднялся со своего места, отложил в сторону планшет, и пошел к ванной комнате.
— Белье, халат и полотенца найдешь в гардеробной.
Гардеробная меня завораживала скоплением натина, поэтому против такого указания я ничего не имела. Я довольно долго
выбирала халат - мне нравилось касаться красивых вещей, взяла большое полотенце и начала копаться в ящичках, где
было сложено белье. Там выбрала самые обычные боксеры белого цвета и пошла в ванную. Я была готова к ругани, к
наказанию, к чему угодно в этом духе, но только не к тому, что увижу центаврианина довольным и порозовевшим.
Я же очень горячую воду налила! И даже спланировала, как буду извиняться, когда он взбесится от того, что чуть не
обварился. «Простите, светлейший, я не так вас поняла!»
А он… гнусный любитель кипятка. У него даже кожа не очень-то покраснела. Мой взгляд упал туда, куда барышням смотреть
не рекомендуется, и я быстро отвернулась, оставила вещи там, где следует.
— Оставь меня.
«С радостью!»
Я вышла из ванной комнаты и бухнулась на диван. Выпила воды - в горле пересохло. Альбинос нежился в ванне минут
десять, после чего позвал меня. Я подошла к двери, приоткрыла.
— Чего желаете, светлейший?
— Зайди.
Пришлось зайти, усиленно отворачиваясь от непристойной картины голого мужчины в прозрачной воде. Щеки у меня
предательски покраснели, от влажности несколько прядей у лица закрутились в колечки.
— Возьми полотенце.
Взяла, почти не глядя.
Послышался плеск - владетель встал в полный рост.
— Горничным стыд неведом, — укоризненно протянул центаврианин. — Запомни последовательность. Сначала ты
наливаешь мне горячую ванну, приносишь белье и полотенце, уходишь. Спустя десять минут приходишь, берешь полотенце,