Горничная с секретом

– Не с ребёнком, с мамкой его, – покачал головой дядя и нахмурился. Взгляд его при этом затуманился, стал немного отсутствующим. Я поняла: сознанием ведун не здесь. – Докрутилась, значит, дурёха, задницей перед чужими мужьями… Вот одна обиженная жонка и обратилась к сильной ведьме. Да только проклятие ведьмино к дитяти невинному пристало, надо думать, не без помощи мамашки… Та по сравнению с сыном, ведунья слабая, но мозгов и сил проклятье перенаправить ей хватило… После, дочка, как мальчик отойдёт немного, надо будет девку-дуру найти. Вместе с ведьмой. Преступлениями против нерождённых чародеев Ковен должен заниматься. Но не всё ты разглядела, Йенни. Мальчишка сам сильный ведун. Сильнейший из всех, кого я видел. Кроме тебя.

– Но я не ведун, – вырвалось у меня.

Вот бы и мне однажды встретить «своих»!

– Нет, – дядя потрепал меня по голове. – И всё же ведуны – тоже дар этому миру, девочка. Потому я должен сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь мальчишке.

Я, понятно, не спорила.

И пожалела об этом уже через несколько часов.

…Потом я снова и снова кляла себя за то самое молчаливое согласие, но всё же… Верни Вещунья тот разговор, упади я тогда дядюшке в ноги… упрашивай, умоляй… послушал бы он меня? Ох, сомневаюсь. Хоть нет в нас одной крови, но иной раз кажется, что упрямством я – в него. В дядюшку…

По всей видимости, обманутая женщина знала или подозревала о чародейских способностях родной матери Ивасика. Ведь обычных людей Серая Хмарь прибирает быстро. А вот чародеев мучает годами. Выжигает магическую энергию дочерна, покидает же только мёртвое уже тело. Но только участь, уготовленная разлучнице, досталась невинному ребёнку, причём участь в сотни раз худшая из-за его сильного магического дара! Одно только, что мальчик до сих пор умудрялся выживать, чудо!

– Ты погуляй эту ночь в лесу, девочка, – сказал дядюшка и морщины на лице его разгладились, а в глазах застыла решимость.

Как сейчас помню – внутри царапнуло. Оставляла дом с тяжёлым, очень тяжёлым сердцем… До самого рассвета пробегала по лесу росомахой, огрызаясь на низко летающих сов, задирая волков и медведей… На моё счастье, никто из зверей не захотел со мной связываться. А впрочем, может, и на своё.

Когда вернулась домой под утро, дядюшку, того самого, такого любимого и родного, я уже не застала…

Вместо полного сил, зрелого мужчины у постели посвежевшего, румяного мальчика с мерным, ровным дыханием сидел сгорбленный, седой, как лунь, старик.

Чего мне стоило не сползти по стенке и не сесть прямо там, где стояла, не заорать, не закатить истерику, или, наоборот, не обернуться и не унестись обратно в лес… только я знаю. Внешне я вообще не проявила никаких эмоций. В ступор впала, ну ровно, что та статуя.

Потому что внешняя… дряхлость… шерпы, ну что за паскудное слово!.. это было меньшим злом из всего, что случилось с самым родным, самым близким мне человеком.

Изгоняя Серую Хмарь из костей Ивасика, дядюшка отдал весь свой чародейский дар…

И это было самым ужасным, самым болезненным!

Ведь мог меня, в конце концов, приобщить!..

Нет, досуха осушить чародея почти невозможно, и, даже если это произошло, силу можно вернуть, главное, знать, как это сделать. С этим у нас с дядюшкой проблем не было. Но мало знать ритуальную составляющую, для серьёзных магических процессов нужны артефакты, зелья, снадобья. Или, в нашем случае, их составляющие. А они дорогие – жуть.

Собственно, как и восстанавливающие снадобья для Ивасика. Серая Хмарь покинула тело мальчика, но до того подтачивала детское здоровье целых три года…

Неизвестно было, удастся ли вообще мальчику когда-то встать на ноги…

…С появлением в доме мелкого хлопот, конечно, прибавилось, но оказался он таким светлым, таким хорошим, что уже спустя пару дней я не понимала, как до того мы жили без Ивасика.

Мелкий радовал – уверенно шёл на поправку, я же бралась за любую работу в окрестных вёсках, добывая так нам необходимые сугримы. Дядюшка тоже работал. Причём, как и прежде, взвалил на свои плечи столько, что казалось, и невозможно страсть такую вытянуть-то. Он по-прежнему пользовал селян, лечил их хвори да травмы, исцелял скот и землю, готовил зелья да порошки, которые расхватывались сельскими жителями, как горячие пирожки.

Огромной радостью для нас было, когда Ивасик пополз. Сам. Без хитрых дядюшкиных приспособлений… С тех пор мелкий взял на себя заботу по дому. Вообще, всю. Он прибирал в избе, готовил, чинил сети да снасти, чистил да чинил домашнюю утварь.

В общем, жизнь, несмотря на то что стала сложнее, стала куда счастливее и богаче и именно об этом я рассуждала однажды, лежа у настежь распахнутого окна в лунную ночь.

Ночная свежесть ласково целовала меня в щёки, звёзды подмигивали и улыбались.

Потому я не сразу насторожилась, когда услышала голос Ивасика:

– Деда!

Ну конечно, Ивасик увидел дядюшку уже постаревшим, потому и звал дедушкой. Ведун не возражал.

– Деда! – повторил Ивасик и я вздрогнула.

В голосе мальчика так и звенела тревога.

Я рывком вскочила с постели и у лавки мальчика мы были со старым ведуном одновременно.