Горнист

— Он врет! Он все врет, Сережа! Ему только позавчера посылку привез шофер, который в Геленджик ехал, — выкрикнул, задыхаясь от возмущения, Саша.

— И сало он потихоньку ел, когда ты на дорогу ходил, — пискнула Сонечка. — Он, как кулак, все собирает, собирает…

— Давай! Давай рюкзак! Жадина! — закричали девочки.

Сергей выволок Витьку с рюкзаком к столу.

— Раскрывай сам!

— Не буду… у меня ничего нет… Не имеете права! Мне что, с голоду подыхать?! — по толстым щекам Витьки потекли слезы.

Саша, присевший на корточки у стола, дернул снизу за мешок, и на пол посыпались Витькины запасы. Чего тут только не было: и две пачки белых галет, и громадный кусок свиного сала, завернутый в белую тряпочку, и кулек с крупными бесформенными кусками рафинада, и половинка домашнего пирога, и баночка с желтым сливочным маслом, и большой кусок ванильной халвы…

Семь пар глаз смотрели на это невиданное богатство. В глазах Витьки — страх и жадность. В глазах остальных удивление сменялось возмущением, гневом.

— И халва! — восторженно вскрикнула Сонечка. — Вот чаю попьем! Я люблю с халвой… и с вареньем…

Все молчали. Сонечка тоже смолкла и виновато огляделась кругом.

— Ну?! — еле выдавил из пересохшего горла Сергей.

Витька, собиравший в кучу свои разбросанные на полу богатства, поднял голову и столкнулся с ненавидящим взглядом Сергея. Он привстал и глянул на Сашу. Руки Саши сжались в кулаки.

— Пусть… пусть уходит… жадина! — высоким прерывающимся голосом крикнул Саша.

— Ну и уйду… хитрые какие… нужны вы мне! — злобно бормотал Витька, сгребая в мешок снедь.

— Уходи, — чуть слышно сказал Сергей, — уходи… кулацкая морда!

— Пусть уходит!.. Не нужен нам такой!.. Разве он товарищ?!

Витька, с опаской оглядываясь на Сергея, протиснулся в дверь.

— Дураки! Я в лагере переночую, — донеслось из коридора, и дверь захлопнулась…

Ужин, состоявший из кипятка, заваренного Сережкиным малиновым чаем, тараньки, галет и сахара, прошел в молчании. Все сидели нахохлившись, удрученные случившимся. Когда поужинали, Сергей предложил девочкам ложиться спать по двое на одной кровати. Прикрутил фитиль в лампе и объявил:

— Отбой! Дежурю я, — и вышел с горном во двор.

В комнату, погруженную в полумрак, спокойно, тихо вошли мягкие звуки привычного сигнала «Ложитесь спать». Он навевал покой, обещал спокойный глубокий сон. Трижды прозвучал сигнал и медленно угас, растворился в ночной тишине. В комнате шуршал тревожный шепот девочек.

Саша лежал на койке и смотрел в темный проем окна. Горн напомнил ему тот, ставший уже таким далеким, первый день пребывания в лагере, когда он познакомился с Сережей Синицыным.

…Только они выгрузились из машин и уселись в тени, как где-то над самой его головой стремительно взмыл вверх, к небу, к вершинам гор, каскад звонких серебряных звуков. Саша поднял голову. В двух шагах стоял крепкий загорелый паренек в белой майке и синих трусах. На голове его — белая вязаная беретка, из-под которой падает на лоб выгоревший чуб. Левая рука упирается в бедро, а в правой — короткий двухоборотный горн, настоящий военный рожок. Такой Саша видел у сигналистов кавалерийского полка. Лучи солнца падали на раструб и искрами разлетались в стороны. Казалось, что это звуки так зримо, сверкая и искрясь, вылетают из трубы. А труба, бросив в небо первый призыв, заторопилась, быстро-быстро стала выталкивать звуки, зовя, тревожа, приказывая. Голос ее взлетел высоко-высоко и смолк.

Все, кто только что сидел под кустами, уже были на ногах. Раздались громкие команды: «Первый отряд, становись! Второй отряд…»

Горнист опустил трубу и улыбнулся Саше. Приветливо улыбалось лицо, а главное — глаза, большие серо-голубые глаза. «Привет, парень! Как тебя зовут?» — «Саша…» — «Ну, будем знакомы. А я — Сергей Синицын. Устроишься — заходи. Я в первой палатке. Однако — беги. Ваши уже строятся». — И пошел к линейке.

Сколько интересных историй услышал он от Сережки! Сколько излазили гор и ущелий. Сережа учил его плавать, ловить рыбу и даже давал понемногу «подудеть» на трубе, чего не позволял никому другому…

— Стой! Кто идет?! — бросил в темноту Сергей.

— Это я. Я ведь твой ординарец.

— Отбой для всех, Саша.

— А я спать не хочу ни капельки.

— И девочек одних оставил. Они бояться будут.

— Не будут. Я сказал, что вместе с тобой дежурить буду. Напополам. Половину ты, половину я. Майя сказала: правильно.

— Заснешь ведь.

— Ни за что! Вот честное пионерское…

— Честное слово зря не давай, если не уверен.

— А я уверен! Я, знаешь, один раз с папой на рыбалке просидел всю ночь… почти…

— Ну, ладно.

Молча сидят в темноте командир и ординарец.

Саша с тоской смотрит на чуть освещенное молодой луной шоссе. Прищурил глаза. И, как наяву, представился сегодняшний день…