Горны Империи

…Денису, как и в поезде недавно, скоро надоело смотреть по сторонам – тем более что пейзаж был куда более однообразным. Хотя и красивым, что говорить. Необычным и красивым. Мальчишка с удовольствием сделал с десяток снимков. Но только сначала. Потом он заскучал.

Отец вел машину. Мама просматривала какие-то бумаги. Денис покрутился на сиденье, сунул нос в бумаги. Поинтересовался:

– А это что?

Валерия Вадимовна молча, не поднимая головы от бумаг, сунула тонкую пачку Денису и соизволила объяснить:

– Если скажешь мне – ЧТО это, тогда продолжим разговор.

Денис уже с интересом разложил на коленях листы. Сразу в глаза ему бросилась диаграмма – золотые и фиолетовые линии, числа…

– Ну, вообще-то я не очень понимаю, – сказал мальчишка, поглаживая листок. – Но, если я правильно вижу, то вот за это небольшое поднятие выработки… – мальчишка черкнул пальцем по фиолетовой линии, – заплатили резким скачком заболеваний… – еще одно движение пальца – по золотой линии. – Выработка, естественно, упала, с ней упал и рост заболеваний – очевидно, люди свалились по госпиталям… Выработка стабилизовалась на уровне ниже, чем была до небольшого скачка… а заболевания опять прыгнули… Уже вроде как сами по себе, но это просто рецидив и вторая волна… – Денис поднял глаза. – А что это? Оттуда, куда мы едем?

– Да, – кивнула Валерия Вадимовна, с интересом глядя на сына. – График с четвертой шахты… Быстро соображаешь, сын, – похвалила она. – А как тебе это?

На колени Денису лег еще один листок. Мальчишка всматривался в него с полминуты – но не потому, что там что-то было неясно, этот график был куда понятней и проще предыдущего. Потом поднял на мать лицо.

– Значит, правда, что работают дети? – тихо спросил он. – Тут примерно каждый шестой – мой ровесник. А есть младше, восьмилетние есть!

– Есть, – ожесточенно подтвердила Валерия Вадимовна. И добавила, ударом о колено сбив листы в плотную стопку: – Но не будет. Я постараюсь… Борька, ни слова! – свирепо рыкнула она на мужа.

– А я молчу, – немного удивленно отозвался Третьяков-старший. – Я даже где-то с тобой согласен. В чем дело-то?

– Я знаю, что ты собирался сказать, – нелогично, но эмоционально отрезала женщина.

Борис Игоревич пожал плечами и промолчал. Денис засмеялся:

– Да, лучше там всем сразу покаяться и сдаться! – И получил от матери щелчок в лоб.

– И ты молчи, умник.

Денис почесал лоб и спросил:

– Па, а мама и раньше умела так щелбаны бить?

– Ее на курсах научили. Полевой анестезии, – охотно отозвался Борис Игоревич. – Если под рукой нет обезболивающего – то анестезировать щелчком. Последний экзамен у них там был – свалить с ног щелчком быка. Так наша мама…

– Ты ведь не всегда будешь за руль держаться, – ласково сказала Валерия Вадимовна. – Будет вечер…

– Я не сдамся живым, – пообещал штабс-капитан ОБХСС, и просторную кабину наполнил смех трех человек – мужчины, женщины и мальчика.

– А где мы сегодня будем ночевать? – осведомился Денис, вывешивая локоть за окно, когда все отсмеялись. – Может, прямо тут, в кабине? – с надеждой спросил он.

– Смотри туда, – указал подбородком вперед Борис Игоревич.

Денис с полминуты честно всматривался… и удивился:

– Гроза, что ли? – имея в виду серебристые вспышки где-то впереди.

– Гроза, – кивнул Третьяков-старший. – Искусственная.

И, больше ничего не объясняя, потянулся, включил радио. Дико взвыла несущая, что-то проорал непонятный голос (или тоже не голос, а фокус атмосферы и радиации), потом совершенно отчетливо мужской голос сосчитал: «Семь, восемь, девять, десять – да…» и прорвалась на канале знаменитого «Радио Больших Дорог» хорошо знакомая песня:

Рассвет сменит закат,
Вставая из мрака забвения.
Раздастся клич: «Виват!
Виват, Империя!»

Денис отвернулся к окну. Так всегда можно сделать вид, что глаза нахлестало ветром. Особенно сильным после этих слов:

В грозу, в огонь иди —
Вперед, к свершениям!
Мужай!
Живи!
Расти!
Дерзай, Империя!

Денис ощущал их живо, остро, как будто обращенные к нему лично. Глаза в глаза, словно сам Император приказывает…

Русские раны омыть
Не липкою сладкою лестью…
Воскреснуть, подняться – и
БЫТЬ!
Вот дело и долга, и чести!

К новой славе – в поход!
К новым свершениям!
Через могилы – вперед!
Виват, Империя![17]

– Виват, Империя, – вдруг совершенно серьезно и громко сказал Третьяков-старший.

* * *

– На завтрак что, опять консервы?

– Я вчера оленя подстрелил, свежатинка. И рис, конечно. Куда ж без него.

– Не орите, олухи, в третьем блоке пацан спит!

Недоуменная тишина. Веселые мужские голоса, громкие и резкие, превратились в приглушенно-недоуменные:

– Какой пацан?

– Бродяжка, что ли, опять?

– Да какой бродяжка, сын штабса, который вчера приехал, Третьякова. Наш, имперец.