Горные орлы

Наконец Опарин разогнулся и строго посмотрел поверх голов черновушан. Каждому казалось, что Опарин смотрит именно на него.

Уполномоченный молчал очень долго. Казалось, что он и не заговорит никогда, а так и заморит всех в напряженном ожидании.

— Товарищи и граждане, бедняки и середняки! — раздельно сказал он наконец, и мужики облегченно вздохнули. И это были первые и последние понятные слова в докладе Опарина.

— Главно-основное в маслозаготовках, как говорится, сверхмощный рычаг — это уничтожить и вдребезги разбить преступный самотек, вырвать до основания с корнем черепашьи темпы…

Иван Семеныч повернулся и указал на лозунг:

«Да здравствует утроенный встречный по маслозаготовкам!»

Собрание молчало. Сбитый с толку обвинениями в «преступном оппортунизме», Герасим Андреич Петухов (оставшийся за секретаря ячейки) решил от выступления воздержаться и упросил о том же пользующихся влиянием у черновушан за большую трудоспособность и честность, крутых нравом, активистов — Селифона и Матрену Погонышиху.

Опарин поставил на голосование резолюцию об утроенном встречном плане по маслозаготовкам.

— Кто против?!

Все стояли потупившись.

— Принято единогласно! — сказал уполномоченный.

Опарин слал в район сводки. Сведения составлял лично. Поставки масла почти прекратились. В ответ на это уполномоченный объявил наиболее «злостному» четвертому кварталу Черновушки «моральный бойкот». Но и после этого масло почти не поступало: утроенный план был явно взят с потолка.

«Полная инертность при попустительстве коммунистов и актива! Разгромлю их в первую голову, подвинчу колки…»

Уполномоченный наконец назначил заседание ячейки с активом. Против Опарина выступили бригадир первой бригады Селифон Адуев и Матрена Погонышева.

Адуев сказал:

— Это сплошное головотяпство. Категорически заявляю: и утроенный «встречный», и беззаконный бойкот — глупость, самоуправство. Предлагаю безобразия эти, — бородатое лицо Адуева было сурово, — немедленно прекратить! А подобного «уполномоченного» призвать к порядку, а также послать жалобу на него товарищу Быкову.

Взбешенный Опарин сорвался с лавки.

— Ар-ресту-ую-у-у!.. — вскричал он так пронзительно, что кое-кто из участников совещания струхнул.

— Да ты не сдурел ли! Такого бригадира?! — вскочила Матрена Погонышиха.

— Ее! Ее! — закричал Опарин, тыкая кулаком в Погонышиху.

Председатель сельсовета Рожков, тихий, робкий, больной мужик, и Герасим Андреич Петухов сидели опустив головы.

— У меня директивная установка! Я по директиве ночей не сплю… Меня же в штыки! Не допущу! — выкрикивал разъяренный Опарин. — Я вам покажу, как не выполнять директивных предписаний! Мы знаем, кто такой Адуев, — бывший уголовник! А Погонышева — подкулачница, имеет анархически настроенную сестру. Все корни налицо… Приказываю! — побагровев от натуги, закричал он во весь голос.

От широко раскрытого рта усы Ивана Семеныча полезли к бровям. И Селифон, все время не спускавший глаз с Опарина, в этот миг рассмотрел и понял, что невероятные усы уполномоченного — фальшивка, что Опарин срастил обычные усы с бородою и, искусно подстригая концы их и подбривая бороду с боков и снизу, пустил усы вместе с баками вверх, к ушам. Это открытие так рассмешило Адуева, что он не мог удержаться и, указывая Матрене на морковно-красное от гнева лицо уполномоченного, захлебываясь, твердил:

— Усы! Усы-то!..

Матрена Погонышева взяла Адуева за рукав и повлекла к порогу.

— Не дразни кобеля: укусит — неприятностей не оберешься, — шепнула она ему.

В ту же ночь и Селифон и Матрена Погонышева скрылись Неизвестно куда. Об их исчезновении знал только один Герасим Андреич.

— Видать осла по ушам. Вся надежда на вас: доберетесь до района — и себя и нас спасете. Нет — вытрясет он из артели душу… Такой бугаина и себе роги обломает, но и другим печенки отобьет…

В тот же вечер Опарин отменил «моральный бойкот», как мероприятие практически бесполезное, и послал в район донесение Кузьмину об организованном неподчинении в Черновушке.

Расходясь с собрания, Рыклин сказал старику Федулову:

— Голова каруселью. Теперь, Калистратыч, уши держи топырком: зазевайся — под корень оборвут. Вот она, районная-то власть, каким бубликом нашим беднячкам отрыгнулась! Землю из-под ног у мужика рвут. Как гвоздь по самую шляпку в стенку мужика забивают.

Но колхозникам Егор Егорыч посоветовал ехать в деревни Светлый ключ и Маралушку доставать масло. Сам он первый выполнил сдачу. Кое-что Егор Егорыч раздал бедноте.

— Фома Исаич! — кричал он Недовиткову. — Голенький — ох, а об голеньком бог. На, вот, получай! Дело наше соседское, один одному в беде обязательно помощь должны оказывать: без этого не проживешь, Фома Исаич!

Масло понемногу пошло. Опарин ходил, потирая руки.

4

Уполномоченный и Егор Егорыч ужинали всегда вместе. Под хмельком вели приятные политические разговоры.