Город

— Ну как это так, — она улыбнулась в ответ. — Чему. Хотя бы тому, что все вокруг хотят бежать от Чернухи, отдалиться от неё как можно дальше, а ты, бедненький, сам туда лезешь. Эх, — она вздохнула. — Сдалась тебе эта Чернуха.

— Ещё как сдалась, — гордо заявил парень. — У меня там родители. Их осудили ни за что, отправили туда по воле этого гнусного Капитана.

— Пожалуйста, будь осторожнее с такими словами, — замялась Мария. — Хотя бы здесь, ладно?

— Ладно, — он повиновался.

— А по поводу осуждённых ты тоже очень даже интересно загнул. Не за что их осудили. А кого тут осудили за что-то? Может быть всех тех беженцев, которые пришли сюда, чтобы искать крова, а получили кирку в руки и поджопник до шахты? Может быть тех самых троих бедолаг, двоих из которых повесили, а третьего казнили на пару при тебе? Ага, думаешь, глашатай всё тебе объяснил? Этот… не буду говорить, — остановилась девушка.

— Нет, нет, что ты, продолжай, — поддержал её Паша. — Продолжай, пожалуйста.

— Ты помнишь за что их казнили? Девушку Дашу за растрату государственных средств, а она на самом деле работала поварихой, только в детском корпусе, в столовой для детей. Кто-то ошибся в расчётах, ей принесли мяса чуть больше чем положено. Она не сообщила об этом начальству, вверху стоящим людям, а просто добавила в суп, раздав дополнительные порции детям. А мужчина, Владимир, осквернил честное Капитанское имя. На самом деле он просто рассказал анекдот про Капитана, в лицо все смеялись, а вот за спиной шли докладывать наверх.

— А инженер? — Спросил музыкант. — Тот, у которого сожгли все бумаги и которого… того.

— Сказал, что… что слишком много людей на Чернодобывающей станции. Что часть из них можно было вернуть обратно и эффективно использовать на местах тех, кто болеет и пока что числится в больничных пунктах, чтоб работа, мол, не простаивала. Его спросили, каких это таких людей оттуда надо забрать, а он и сказал, что у него там знакомый оказался, по стечению обстоятельств, полезный такой и тоже инженер. Вот его и прихватили, — ссутулилась девушка, под тяжестью рассказанного. — А прошлый Капитан? Бывшего Капитана обвинили в растрате уже знакомых нам государственных средств, вредительстве, сотрудничестве с вражескими городами. Он не признавал вину — ему сказали, что сошлют на Чернуху жену, а дочь отправят отрабатывать в бордель. Бывшего Капитана навсегда сослали на чернуху. Что почувствовал человек, который всегда стремился к улучшению жизни для его народа, когда этот народ выместил на нём всю свою злобу? — И стало ей вдруг невероятно тяжело.

Трудно было жителям Города смотреть на такой произвол, трудно было допускать, но труднее всего осознавать, что именно они и допускают этот произвол. Иногда смотреть на то, как бьют, больней того, если бы ты бил сам.

— Я думал, — отозвался Павел после недолгого молчания. — Их казнили за дело, но если это не так, если тут каждого могут казнить неизвестно за что, то я ещё больше переживаю за свою жизнь. Думаю, даже самые честные в Городе люди боятся кары, если кара бьёт их выборочно или вообще случайно.

— Ох, мальчик мой, — она посмотрела на него сочувствующими глазами. — Правосудие здесь нечто вроде лотереи, проигравших в эту лотерею ждёт Чернуха. Многие люди думают, что на Чернухе происходят настолько ужасные вещи, что лишь гомон Генератора спасает нас от всех этих душераздирающих криков, которые доносятся оттуда. Но они неправы. Правда в том, что она страшнее, — у Марии ком встал в горле. — Они даже представить себе не могут, как сильно они ошибаются.

— А откуда ты всё это знаешь? Про то, за что те люди были казнены, — поинтересовался музыкант, уточняя вопрос.

— Не можешь в это поверить? — Она усмехнулась. — Это абсолютно нормально. Никому не хочется в это верить. Есть надежные источники информации, Пашка, очень надёжные.

Она устало облокотилась на стол, вперив в пепельницу тоскливый взгляд. Они молчали некоторое время, но она вдруг сказала, не выдержав:

— И мать моя, она тоже была ни за что казнена. Её бы кто спас, — с её глаз ручьём покатились беззвучные слёзы. — Да никто уже не спасёт.

Павлу на душе вдруг стало так горько, что он не сумел спасти её мать. Так мерзко от самого себя и от своего бессилия, будто бы он сам был виновен в её смерти.

Буквально обезумев от желания помочь Марии, от желания прикрыть её от невзгод своим ветхим крылом, он сорвался с места и сел на колени у её ног, нежно обхватив её руку своими руками.

— Мария, — четко, сквозь всполохи любви в груди, проговорил он. — Ты самое прекрасное создание на свете, какое мне только удавалось встретить. Там, внизу, на первом этаже, я встретил девушку с чёрными волосами, её зовут Вероникой. Так вот, она и близко не стоит рядом с тобой, Мария!

— Конечно, — сквозь слёзы и неведомо откуда взявшуюся улыбку проговорила она. — Ника два публичных талона стоит, а я все три!