Они вдвоём рухнули на обгоревший пол, сверху на них кусками рушилась крыша. Изо рта Эмиеля потекла кровь. Рыжий ещё дважды вонзил в него нож, заставляя того истечь кровью, шипя что-то злобное сквозь зубы.
Он гордо восседал сверху как победитель над проигравшим и снова заносил нож над головой, на этот раз для последнего удара.
Очередной кусок крыши, объятый пламенем, как и всё здесь, полетел вниз, врезался в пол и промял его опору. Эмиль почувствовал, как пол под ним расступается словно снег — он вонзил руку-крюк в пол, и тот обрушился прямо под ними двумя, не давая Рыжему нанести последний удар.
Рыжий точно также как и Эмиель пытался держаться, но у него не была крюка, а всё вокруг горело, даже пол раскалился до красна. Он не выдержал и расслабил пальцы, лишь спустя несколько секунд раздался звук его тела, рухнувшего в пещерную пропасть под обсерваторией. Очень приятный звук.
Эмиель продолжал висеть на одном крюке, его одежда была пропитана кровью, она стекала уже даже с ботинка. Он терял силы на глазах, по секундно, поэтому действовать нужно было быстро.
Эмиль вскарабкался наверх, невзирая на языки пламени, бьющие прямо в него. Неловкий походкой он дошёл до тетрадки, поднял её с пола целой рукой. Крюк на левой руке ужасно раскалился и ему пришлось расстегнуть застёжки и снять его, бросив здесь. Оголилась культя, поражённая гангреной и уже порядком сгнившая.
Эмиль поспешил наверх, на второй этаж, лестница рушилась прямо под его ногами, огонь бил изо всех щелей. Очевидно, объятую огнём снаружи и изнутри, обсерваторию можно было увидеть находясь даже очень-очень далеко от неё самой.
Он вскарабкался наверх, крыша рушилась прямо ему на голову. С тетрадкой в руке он выбежал на балкон, там, где уже бушевала буря.
Эмиель выскочил наружу, свалился на колени и принялся читать содержимое тетрадки, наскоро перебирая её листы один за одним почти негнущейся рукой.
Молния полыхала уже над самой головой. Била в обсерваторию, заставляя её рушиться и сотрясаться, била в снег. Мороз с каждой секундой сковывал всё сильнее и сильнее. Минус сорок, минус пятьдесят, минус шестьдесят.
Буря чернеющей подошвой гиганта подминала под себя гору с обсерваторией, на балконе которой на коленях стоял маленький человек с одной рукой. В этой руке маленький человек держал тетрадку с ответами на все вопросы.
Дочитав её до конца, он широко улыбался и дивился самому себе. И всё-таки, умирать от холода это не так уж и страшно.
Минус семьдесят, минус восемьдесят, минус сто.
Глава 9 | Смерть Павла
Отец закрепился впереди всех остальных, кто сидел на спине Многонога. Машина медленно переставляла многотонные тяжелые лапы, двигаясь в сторону Города.
Горстка людей, пожелавшая покинуть Чернодобывающую станцию и взять Город штурмом, взяли с собой оружие, какое могли найти или унести, взобрались на железного ходока и двинулись в путь.
По праву сторону от отца Павла находился сам Павел, он захватил с собой скрипку, как своё самое главное оружие. Позади них в метели чернели лица Бориса и Руперта. Многоног продолжал идти. Он отбивал лапами ритм — настоящий военный марш, надвигающийся на Город.
— Отец, — Музыкант позвал своего отца, чтобы задать ему вопрос, пока они ещё не настигли стену.
Григорий полуобернулся, не выпуская из рук трубу, за которую он держался, чтобы не упасть со спины Многонога. Всем им дали одежду какую могли, да и с охраны не мало полезного они забрали, но метель стояла жутка. Что-то явно надвигалось.
— Почему ты тогда позволил им сделать это с моей матерью? — Павел ухватился покрепче, но не столько из желания не упасть, сколько из желания не упасть, пока не услышит отца.
— Потому что в этом не было необходимости, — твёрдо произнёс Григорий, отрезая и развеивая все сомнения. — Я принял решение — мы остались живы, а сейчас идём мстить. Что же в этом плохого? Думаешь, если бы я напал на них тогда, было бы лучше?
— Нет, я видел у одного из них за спиной нож, было бы не лучше.
Григорий кивнул.
— И всё-таки, пап, что-то меня тревожит, что-то мне не по себе…
Он развернулся к сыну полностью, рискуя свалиться со спины железной псины, но такая позиция позволяла Павлу всё слышать и полностью внимать его словам, поэтому отец замер на секунду, открыл рот и заговорил:
— А в жизни, мать его так, не всегда всё идёт как ты рассчитывал и как ты хотел. Бывают промахи, что уж тут скрывать, бывает такое, случится говно, и ничего с этим не сделаешь. — В белой пелене вихревого снега начали расплываться силуэты стен, зданий, Генератора. — Есть вина, и есть ответственность. Люди ошибочно полагают, что это взаимосвязанные вещи, мол, разбил вазу, вот и получи по лбу. Но это нихрена не так. Бывает, что ты ни в чём не виноват, но говно на тебя свалилось, и если ты не разгребёшь это говно, то никто его не разгребёт.
Борис и Руперт, краем уха зацепившие обрывки слов, многозначительно хмыкнули. Впереди показался Город.