Город ангелов

Я знаю, что хочет… – чувствую её настроение, готовлюсь на ходу скинуть удушливую форму через голову, выбросить оранжевую «шкуру» со светоотражателями, в который мы – как белые вороны. Не успев забежать за угол, бросаю рюкзак вперёд, вынимаю пистолеты и тащу душную форму наверх. Мне не помогает, ибо у неё у неё своих забот полно. Нужно снять штаны, вывернуться из жилетки, выбросить перчатки и вздохнуть по новой… Я смотрю на девушку и повторяю движения. Она это делает грациозно, а я – неуклюже. Сворачивает в клубок защитную форму, а я – бросаю, как попало, вызволяя ноги…

Всё готово, но она лезет ко мне, чтобы осмотреть свежие раны. Я сижу на заднице, пересчитывая патроны, а девушка уже роется в своих карманах, чтобы достать медицинскую инсталляцию: толстые салфетки и клейкую ленту, с помощью которых залепит мои раны. Я растерянными пальцами набиваю магазины, мне в уши прилетают озабоченные возгласы и боковым зрением фиксирую испуганное движение персонала кафе, на заднем дворе которого, внезапно, мы расположились. Ничего, пусть смотрят! Пусть снимают! Пусть удивляются и кого угодно вызывают, моя главная цель – тот угол, из-за которого могут прилететь новые «птички», а задание девушки – меня поставить на ноги.

– Царапина, – говорит она мне и помогает встать. За её спиной рюкзачок висит криво, а мне на шею вешает мой же, поправляя сразу же за лямки. Хорошая царапина, из-за которой болит только живот… Ногу перемотала скотчем, как на поле боя, из-за чего боль занемела, и каждый шаг стал отражаться у меня в ушах. Но, ничего…

Мы проходим вглубь дворового тоннеля. Спереди – грузовая машина, возле неё вертится разгрузчик товара, «футболит» полупустые коробки. Мы продвигаемся медленно, а за спиной прячу пистолет, чтобы никого не спугнуть и подойти к углу новой улицы спокойно, и с терпением охотника, как следует осмотреться, и выделить возможные цели. Девушка у меня за спиной, и это меня радует. Она оглядывается назад, чтобы быть уверенным, что в спину ничего не прилетит, и подталкивает в зад, наступая на пятки.

Мы проталкиваемся в узком зазоре бортовой машины и стены; скользим спинами, плечом к плечу в направлении угла. С той стороны машины ходят парни, ничего не подозревая, говорят между собой на испанском, а девушка то и дело, что толкает меня в плечо и торопит, наступает на ноги и держится за руку, впиваясь в кожу когтями. Не сказать, что мне больно, но не много отвлекает… Подползая к углу, я замираю и смотрю ей в глаза, мельком оцениваю наше состояние и понимаю, что рядом с ней я выгляжу, как бомж – грязный и в кровоподтёках, а она уже успела навести марафет, поправить шапочку, смахнуть с себя пыль и сделать невинное лицо.

– Больно… – всё-таки не молчу и говорю, как есть.

– Прости. Это я волнуюсь так.

– Волнуешься? – спрашиваю, а сам думаю: «Да тут кричать надо, от страха!».

– В смысле, – боюсь, – признаётся. Хотя, зачем мне лишние слова, разве я не понимаю? – Ну что, офицер… Что ты видишь?

– Вижу одного, вон в том углу, – отвечаю и указываю взглядом на перекрёсток, метрах в двадцати от нас. – Одет почти так же, как и те, – с капюшоном на голове… Изображает из себя клиента такси.

– И всё? – девушка просится на улицу, высовываясь.

– Да не светись! Мы в тени, а машина хорошо скрывает, – говорю и отправляю её голову за своё правое плечо. – Не забывай про тыл…

– Там – чисто! – выдаёт мне сразу.

– Хорошо. У нас их двое. Тот, что на углу, справа от нас, может и не увидит, а вот этот… – сообщаю и даю возможность убедиться самой, что напротив топчется ещё один, со щёткой в руках, чернокожий. Есть ли у него отличительный знак, или он не причём, его я беру в своё поле зрение, ибо метёт он коряво чистый асфальт, где обычно щётки по утрам проезжаются. Похоже, держит первый раз в руках.

– Ты грязный… – девушка освежает мне память, и треплет за рукав, обтряхивает правый бок. А мне, вроде и приятно, но боль щемит в боку, в руках растворяется дрожь, по вискам пот бежит ручьём, а голова ещё звенит. И в сознании растворяются обрывки недавней борьбы.

– Так, я знаю это место, – у меня есть план, – просыпаюсь я, и вытряхиваю из головы всё лишнее. – Это «Бойд-стрит». Следующая – «Четвертая Восточная…». Вон там – узкие торговые ряды. Там сейчас людно и много места, где можно скрыться. По обе стороны – паркинги, торговые центры и невысокие здания… – поворачиваюсь к ней лицом, снимая со лба солёную влагу рукавом. – Мы выходим на улицу… Спокойно и без лишней суеты. Я беру тебя за руку, пистолет прячу в кармане, и пересекаем улицу. Наша задача нырнуть в поток людей. Если даже и заметят – стрелять не станут…

– А ты уверен? – спрашивает меня, со странным намёком.

– Надеюсь…

– В смысле, «за руку»?! Как влюблённые, что ли? – спрашивает, вскинув левую бровь.

– Это важно? – голова, и так не соображает.

– А не староват ли для роли парня?

– Ну… – я растягиваю слово. – Тогда, как отец.

– Отец ведёт 28-летнюю дочь?

Наконец-то, прозреваю, что рядом со мной всё та же эгоцентричная особа. Спорить бесполезно.