Город Антонеску. Книга 1

А папа бросил чемодан на снег и стал меня от этой чужой отдирать.

Еле-еле отодрал!

Из письма Таси к дочери в Израиль,

6 февраля 1977 г.

«Моя дорогая девочка, почему-то мне стало очень грустно в последние дни, не знаю, увидимся ли… Ты же пойми, что не всякому на роду было написано пережить столько, сколько пережила я. Так получилось у нас все нелепо с тобой, но я тебя не виню ни в чем, да и ты, собственно, меня винить не можешь. Миллионы пострадали, и мы с тобой оказались среди них. Возможно и даже наверное, что все, происшедшее со мной в 1938 году, послужило этому твоему отчуждению и нашему разрыву…

Вокзал. 11 часов, а поезд придет в 2 ночи…

Как долго тянутся часы…

Огни. Поезд тащится еле-еле – остановился.

Я стою оцепеневшая, вижу – из вагона незнакомые люди ставят в снег маленькую фигурку в белой лохматой шубенке и в капоре. Я знаю – это моя дочь, мой ребенок, это – ты, но я не могу двинуться, я каменная, я держу в руке маленького коричневого мишку, которого я раздобыла, чтобы ты отвлеклась и не почувствовала моего волнения…

Белое существо стоит, и стою я.

Из вагона с чемоданами вылезает папа, тогда я бегу к белому существу, я на коленях в глубоком снегу, я сую тебе медвежонка, я ничего не могу говорить, я душу как-то тебя, прижимаю.

Оно, ледяное это существо, никак не реагирует, оно меня не знает, не любит, не помнит, не хочет знать меня…»[32]

Еле-еле папа меня отодрал, а потом взял на руки, вместе с валенками и с калошами, и стал успокаивать. А она все еще что-то бормотала, и, кажется, даже плакала, и совала мне в руки мишку – маленького коричневого.

Нужен мне ее мишка! У меня свой Заяц есть у папы в чемодане!

А потом вдруг оказалось, что эта чужая, которую я так испугалась, была как раз та Незнакомая Тася, с которой я так хотела познакомиться и даже приехала для этого в Ссылку.

Но Тася, когда я с ней познакомилась, почему-то знакомой не стала, а стала еще больше Незнакомой. Совсем Незнакомой.

А потом, как-то, не знаю точно как, мы с папой опять оказались в Одессе, в нашей старой квартире, в доме дедушки Тырмоса, и Тася тоже там была, потому что у нее вся ссылка кончилась и она к нам приехала. И тут откуда-то взялась Война, и к нам приблудилась Лошадь.

Лошадь к нам приблудилась сразу, как только Зина-Бензина на своей машине, которая называется «пикап», перевезла нас на дачу.

С Зиной-Бензиной я познакомилась давно.

Она каждое утро увозила папу строить Оборону, потому что была Война и на нас наступали немцы, и нужно было очень быстро строить эту Оборону, а мой папа был как раз ин-же-нер.

Папа всегда сидел в кабине рядом с Бензиной, и я, когда ездила кататься, тоже залезала в кабину к нему на колени. Но в тот день, когда мы переезжали на дачу, в кабине сидела Тася, и я ни за что не захотела залезать к ней на колени. Папа сначала сердился, а потом посадил меня в кузов, на мешок с одеялами и сам сел рядом. Так мы и поехали. Ехали-ехали и въехали на дачу.

Тут сразу вокруг нас собрались дачные дети. Всем им очень понравилось, как это я сижу так высоко, на мешке с одеялами, и они захотели узнать, как меня зовут. Я им и прокричала: «Меня зовут Ролли! Ролл-и и ни в коем случае, не Ролл-я. Ролли – это такое имя, в котором есть две буквы «л». А на конце одна буква, которая называется “игрек”».

С этого дня дачные дети стали звать меня «Роль-игрек».

Наша дача называется – «дача Хиони», потому что хозяин ее Хиони – больший друг дедушки Тырмоса. Его, Хиони этого, потом все равно арестовали, еще раньше, чем Тасю, потому что он тоже был… шш-ш-ш!.. шпион.

Все они, что ли, шпионы?