А с Тасей отношения не налаживались. Ролли почти ничего не ела из приготовленной ею еды и с каждым днем становилась прозрачнее. Тася, как вы понимаете, не умела кухарничать, но, понимая, что так продолжаться не может, решилась сварить для дочери бульон из курицы.
И в качестве «курицы» выбрала… Цыпленка.
Узнав о смерти Цыпленка, Ролли рыдала так горько и громко, что в маленькой их комнатушке собрались все соседки. Они стояли вдоль стенки рядком, качали желтолицыми головками и цокали лиловатыми язычками, то ли сочувствуя безутешной Ролли, то ли жалея безвременно погибшего Цыпленка.
К бульону из «курицы», конечно, никто не притронулся.
А Изя понял: нужно уезжать. Он сложил немногие их пожитки в черный чемодан, взял за руку ребенка и…
И в мае 1941-го они уже были в Одессе.
А в начале июня из ссылки неожиданно вернулась Тася.
Что-то там, видимо, произошло у них в Кокчетаве, и Тасе разрешили уехать.
Все это действительно получилось как-то неожиданно. По первоначальному плану Изя собирался вообще найти в Кокчетаве работу и пожить там несколько лет. Ведь Тася даже после окончания срока ссылки не имела права на возвращение в «режимный» город Одессу, да и бабушка Лиза отбывала свой срок неподалеку – в КАРЛАГе. Но самое главное, вдали от Одессы было более безопасно – меньше шансов быть арестованным по какому-нибудь невероятному обвинению.
Но все сложилось иначе…
Так случайное незначительное, на первый взгляд, событие – смерть Цыпленка – стало поворотным пунктом в судьбе целой семьи.
Смерть Цыпленка привела их в Одессу, к которой стремительно приближалась война.
От Ролли: Приблудная Лошадь
К нам приблудилась Лошадь.
Нет, не так.
Сначала, вдруг, откуда-то взялась Война.
А потом уже приблудилась Лошадь и взялась Незнакомая Тася – вместе с Лошадью и Войной.
Незнакомая Тася – это на самом деле моя мама. Только я с ней не успела познакомиться, потому что Тасю, которая, как оказалось, была… шш-ш-ш!.. шпионка, арес-то-вали и посадили сидеть в тюрьму!
Правда, потом я с ней все-таки познакомилась.
Но это было уже в Ссылке.
Попасть в эту Ссылку, на самом деле, я хотела давно, потому что у нас про нее все только и говорили, только и слышно было: «в ссылку», «из ссылки»…
А теперь вот и я ехала в эту Ссылку и могла сама посмотреть, что это за Ссылка такая. И потом, кроме Таси, там живет еще моя баба Лиза, с которой я тоже не успела познакомиться, потому что она тоже… шш-ш-ш!.. шпионка.
Только она не японская, как Тася, а греческая и живет не в Ссылке, а так просто, как пионерка, в лагере.
Ссылка была далеко – и мы с папой сначала ехали на извозчике, а потом на поезде. Ехать на поезде было даже веселее, чем на извозчике. В нашем вагоне все говорили про Ссылку и ехали в Ссылку. Особенно я подружилась с одной маленькой старенькой старушкой, которая ехала к сыну, он был, кажется, не японский и не греческий, а какой-то даже немецкий шпион.
Мы ехали на поезде весь день и всю ночь, и еще день и еще ночь, и еще, и еще. Я бегала по всему вагону, болтала с маленькой старушкой и хвасталась своим Зайцем и новым вышитым карманчиком на красной ленточке, который одевался через голову. Старушке карманчик очень нравился, только она считала, что нельзя класть в него конфеты, которые я раньше держала во рту, потому что они слипнут карманчик.
Ну и что, что слипнут! Пускай себе слипают!
А еще на одной станции папа купил мне большой зеленый Огурец!
И когда наступил вечер и небо в окне стало лиловым, как чернило, а под потолком зажглась маленькая желтая лампочка, папа накрыл наш черный чемодан газетой, положил на нее этот мой Огурец, и я стала его кушать вместе с булкой и крутым яйцом. А потом папа уложил меня на верхнюю полку спать, потому что завтра нам надо было рано вставать.
Завтра мы приезжаем в Ссылку. Я стала думать про Незнакомую Тасю и, кажется, заснула.
И тут как раз и начались все эти не-прият-нос-ти-и.
Завтра еще не наступило, когда наш поезд вдруг остановился. В окошке, которое теперь было черным, как наш чемодан, замигали маленькие огоньки, и оказалось, что мы уже приехали в Ссылку. И что нам нужно быстренько вылезать, потому что, как прокричала наша проводница, «
Пока папа собирал наши вещи, проводница надела на меня шубку и капор, выставила из вагона на снег.
И вот я стою и стою на снегу, папы нет и нет вокруг никаких людей. Только одна высокая чужая тетка. Она, эта тетка, стоит рядом со мной и ничего не говорит, только смотрит и смотрит на меня какими-то черными глазищами.
Я тоже тогда на нее немножко посмотрела.
Но больше смотреть не стала, потому что как раз в это самое время мой папа вместе с черным чемоданом соскочил с подножки, а наш поезд загудел и вроде собрался ехать куда-то в другую Ссылку…
И тут, вдруг та высокая и чужая, которая смотрела, к-аа-к прыгнет на меня, как начнет меня хватать и душить…
Я, наверное, очень испугалась, потому что заревела, еще громче, чем поезд.