- Даже в мыслях не держал, - продолжал он твёрдо, не отвлекаясь на мой лепет. - Как раз наоборот, я готов делать всё для того, чтобы ты ему не досталась.
- Но как же... - Я попятилась, не в состоянии устоять на месте. Он оставался неподвижен. В сознании толпились обрывки суждений, подслушанных фраз, но ничего из того, что жгло язык, немыслимо было произнести в первоначальном, неотредактированном виде. "Цепной пёс Папы", "глотки рвёт по его команде" - оценки из числа самого безобидного, но даже такие вещи я опасалась озвучивать. - Ведь ты же... верен ему. Ты его... любишь... ты ему как... сын.
Мне ещё предстояло научиться понимать намёки. И отделять то, что можно говорить, от того, что не стоит - ни при каких обстоятельствах.
- Люблю, как сын? - произнёс он, медленно размыкая губы, словно пробуя эти слова на вкус.
Солнце кануло в пылевой туче, и я вновь ясно увидела его взгляд и изломанную усмешку. И что-то болезненно дрогнуло внутри.
Такой концентрированной ненавистью можно было отравить половину Эсперансы.
Близко раздавшийся сигнал входящего вызова заставил крупно вздрогнуть.
Майк поднял запястье с коммом к уху и повернулся боком. Я стояла, прикипев к месту, глядя на отражение его полуприкрытого маской лица в на зеркальной стене. Отвечая, он был сама безмятежность, но теперь я уже не знала, можно ли верить его спокойствию. Майк бросил многозначительный взгляд через плечо, и я заставила себя выйти из комнаты.
Я не знала, какой величины секреты могут скрываться за стеной самообладания этого человека.
Свернувшись на диване клубком, снова и снова прокручивала наш странный прерванный разговор, пока не уснула прямо в свитере и джинсах. И последняя мысль на грани бодрствования и сна касалась
Сон был муторный и липкий, он тянул назад, ко дням болезни... к зависимости. Я не хотела быть в нём, но липкие щупальца плотно оплетали разум.
Настоящая я протестующе стонет. Нет, нет, это мне уже не нужно! Майк избавил меня! Не хочу переживать всё вновь... Он сказал, что это не было моим выбором, что это сделали со мной, и он прав. Ведь я-то знаю, что это не спасение, а смерть...