Город без надежды (СИ)

Беспомощно смотрю на него, расслабленного и немного уставшего, почти уютного - в домашней футболке и с влажными после душа волосами. Сама мысль о том, что какие-то доведённые до края молодчики, на стороне которых ещё совсем недавно были бы все мои симпатии, однажды изберут своей целью Майка, как сегодня - Красавчика...

Признание произошедшего приводит в отчаяние.

Со мной случилось худшее, что могло случиться. Я влюбилась. Влюбилась в человека без лица и имена, человека, о котором не знала ничего, кроме того, что он лучше всех в Эсперанс управляет гравимобилем, курит по полторы пачки за день и убивает людей.

...в человека, за чьей спиной я стояла через пять минут после единственного звонка; человека, который держал мои скрученные ломкой руки под горячей водой. Человека, который вытащил меня из ада.

Край стола упирается под рёбра, перегибаюсь, чтобы поймать его руку. Майк смотрит немного удивлённо, забыв стереть привычную усмешку, но тёплые пальцы поймали, сжали ладонь.

- Мне нет дела до остальных, - призналась, не поднимая взгляд от наших переплетённых пальцев. - В конце концов, я выросла в катакомбах, а единственное, во что там ещё верят, что, исчезни верхний ярус, внизу станет легче дышать... И я так думала. А теперь мне страшно. За тебя...

Майк весело присвистнул, и я сердито вскинулась, вырывая ладонь. Хотелось хорошенько встряхнуть его, чтобы очнулся и признал реальность угрозы! Ну что он, в самом деле!..

Он откинулся на спинку стула, примирительно поднимая руки.

- Твоё беспокойство очень трогательно, Виллоу, но ты сильно переоцениваешь возможности этих ребятишек. Они мне ничего не сделают.

- Как ты можешь быть в этом уверен! - Я задела локтём нетронутую тарелку со своей порцией стейка с салатом, и она зазвенела по столешнице.

Майк смотрел на меня с раздражающей снисходительностью взрослого человека перед ребёнком. На сколько он вообще меня старше? Лет на десять?

- Уверен, Виллоу, - мягко произнёс он, едва стих грохот. - Я тебе обещаю.

Я упрямо качнула головой, сгребая со стола посуду, чтобы оправдать свой уход от разговора.

Родители, Верити, дядюшка Адам, даже Паук - они все мне что-то обещали. Заботиться, защищать, быть рядом, но главное - жить. Никто не вправе давать такие обещания.

Я давно стала подозревать, что судьба принимает, как вызов, все наши клятвы.

И вновь не довелось договорить. Мучившие меня вопросы остались витать в воздухе. Сначала Майк забрался в закрытую сеть и долго с кем-то обменивался сообщениями. В конце концов, ушёл спать, почти дружески пожелав спокойной ночи. Я и сама давно бы легла, хоть и не моталась по городу почти сутки кряду. Поэтому я не стала привлекать к себе внимание, а только возвратила пожелание и ушла к себе.

Майк не воспринимает всерьёз угрозу, исходящую от людей, ведущих уже приносящую успехи борьбу с хозяевами Эсперансы. И не воспринимает всерьёз меня, по крайней мере этот вопрос можно считать закрытым.

Что в действительности он имел в виду, говоря о том, что не отдаст своему хозяину? Кто я для него? Привлёкшая внимание говорящая игрушка, диковинка, которой заинтересовался сам Папа? Ответственность, от которой, следуя твёрдому принципу, Майк уже не может отказаться? Тепличный цветочек, который случилось однажды пожалеть? Милый ручной зверёк, преданно ждущий в пустом доме? Наверное, даже таким, как он, порой бывает одиноко. Так завёл бы себе собаку, что ли.

"Маленькая глупая девчонка", - он ясно дал понять, кем меня видит.

Ужасно захотелось, подтверждая характеристику, хотя бы попинать диван, но вместо этого я только прошлась по комнате. Привязанность, которую прививал к себе уже мёртвый Красавчик, пичкая изменяющими восприятие таблетками, была совершенно иного рода. То была игривая одержимость прикормленного зверька, назойливая, почти бездумная. Теперь же были ясные, легко определимые чувства: горечь, обида, немного злости. Что ж, и с этим можно жить.

Я отворила шкаф и, движимая неким странным желанием, выбрала нечто шелковистое и ажурное, чему даже названия не знала. Быстро скинула одежду и проскользнула в это невесомое. Вещичка провела собой по коже, холодя, вызывая армии мурашек. Я провела руками по груди и животу, по облитому этой прохладной, млечной нежностью телу.

- К тебе-то он, конечно, не относился как к докучливому ребёнку, - произнесла вслух, обращаясь к этой роскошной вещи как к реальной собеседнице.

Лунное свечение молоком втекало в большие окна. Было так непривычно ярко, что мелькнула ленивая мысль подняться и закрыть жалюзи. Вместо этого только выше натянула покрывало.

Должно быть, она была очень красивой. И умела носить красивые вещи. А ты просто маленькая глупая девчонка, Виллоу...

Сознание кануло в разлитое вокруг мерцающее молоко.

Откровенность