Город без войны

– Вот, – гордо сказал Щетинкин, – смотрите, как работает наша служба: бьют жёстко, но бережно. На человеке живого места нет, а он ходит, даже говорить, наверное, может. Ветров, – позвал он Илью, тот вздрогнул и пошатнулся, потом оторвал взгляд от шторы и посмотрел на следователя. – Знаете вы этого человека? – Щетинкин показал на Сашку.

Илья долго смотрел на него, словно пытаясь припомнить, кто же это такой, потом одними губами шепнул:

– Санёк…

– Ну вот, господин Ерхов, это ваш, так сказать, друг. Хотите стать на него похожим? По глазам вижу: не хотите. Так что в камере думайте старательно.

«О чём думать? Что вам от меня надо? Илью вы всё равно уже не отпустите и меня, наверное, тоже. Расстреляете или просто забьёте? Хоть бы расстреляли…» – Сашка чуть не задохнулся от ужаса.

– Жора, пожалуйста, уберите эту гниль отсюда, – сказал Щетинкин охраннику, указав на Илью.

Илья последний раз посмотрел на Сашку. Казалось, он хочет сказать что-то очень важное, может быть, самое важное в жизни, но не может. Рука его дрогнула, но тут же опустилась. «Прощается», – Сашка точно знал, что расстаются они навсегда и больше никогда не увидятся. По щекам сами собой потекли слёзы.

– Не плачьте, – сказал Щетинкин. – Огорчились, что я не предложил вашему другу присесть? Напрасно. Сидеть он уже не может.

– Заткнись! – крикнул ему в лицо Сашка. – Заткнись!

– Но-но, что за истерики? – Щетинкин ударил Сашку по щеке. – Молчи, крыса штурмовая, иначе и с тобой то же самое будет.

Сашка молча всхлипывал. «Скоты… Изменить ничего нельзя. Илья погиб. Я тоже умру. Хорошо, если они меня быстро убьют, без мучений».

Тем временем Щетинкин позвал ещё одного охранника:

– Отведи мальчика в камеру. Только сильно не бей. Ему ещё думать на досуге.

Охранник хмыкнул:

– Пошли, тварь.

Сашка поплёлся по коридору, слабо освещённому дневным светом, потом охранник толкнул его на лестницу и зажёг фонарик.

– Вниз, сучонок.

Сашка покорно пошёл в подвал. Там, по обе стороны тесного сырого коридорчика, располагались одинаковые ржавые двери с большими засовами. Некоторые из них были приоткрыты.

– Подними руки, – охранник быстро вывернул Сашке карманы, обшарил его. – Снимай ремень.

Сашка выполнил приказ. Охранник сунул его ремень в свой карман, потом вдруг взял Сашку за воротник и изо всех сил стукнул о стену. Сашка больно ударился плечом и головой. В глазах потемнело.

– Это тебе авансом, – пояснил охранник, – завтра получишь остальное. Ну, хватит таращиться, иди сюда.

Мужик распахнул одну из дверей, а потом взял Сашку за рукав и резко толкнул в камеру.

– Сиди, жди.

Сашка посмотрел, как перед ним закрывается выход на волю, и сел на пол. В камере была кромешная темнота и тишина. Охранник ушёл, соседей не было. Сашка пошарил вокруг себя руками и понял, что пол мокрый и грязный. Ну вот и всё. Теперь он точно умрёт. Странно, почему рядом нет Шиза, который так много говорил и о смерти, и о том, что умереть нельзя. Что бы он мог сказать сейчас? «Хоть бы быстрее расстреляли, – подумал Сашка. – Да ведь им сначала помучить надо. Илья, наверное, тоже мечтает о расстреле», – при этой мысли Сашка заплакал. И словно в ответ на его слёзы под потолком загорелась тусклая лампочка. Сашка закинул голову и смотрел на неё изумлённо и испуганно. Свет в таком месте… немыслимо. Его зажгли по ошибке.

Сашка огляделся: камера оказалась каменным мешком размером два на два метра. По стенам периодически стекали мутные капли, и было холодно – так, что, если выдохнуть, изо рта шёл пар. Сашка сидел у самой двери, напротив привинченной к стене ржавой металлической скамейки. Ещё в комнате имелось отверстие в полу, служившее туалетом. Сашка встал, чтобы перебраться на скамейку, и пошатнулся от сильной головной боли. Всё вокруг запрыгало, в горле перехватило. Он упал на колени, сжав голову руками. «Меня же только один раз ударили, – с трудом подумалось. – Почему же так больно?» В голове пульсировало и дёргалось. Стало жарко. Сашка с трудом вдохнул, стянул телогрейку, свитер и остался в одной рубашке. Тошнота и боль немного утихли. Он поднялся, расстелил свои вещи на скамейке, лёг сверху и стал смотреть на лампочку под потолком, как когда-то – на свечку. Но этот свет не давал облегчения и спокойствия. Напряжение прыгало, и проволока в стеклянном шарике то начинала полыхать, то становилась едва различимым червячком. С темнотой подкрадывался холод, со светом – духота и дурнота. И ощущение, что он сходит с ума. Хотелось то одеться потеплее, то раздеться, то лежать не шевелясь, то вскочить и бегать по камере, стуча в дверь, чтобы услышали, чтобы открыли. Стены камеры плавно покачивались, и в какой-то момент Сашка отчётливо понял, что они сближаются. Сближаются, чтобы раздавить его. Так просто. И не надо тратить патроны. Так было и с Ильёй. Стены сдавили его, поэтому он так выглядел.