Город Бездны

– В таком случае нам придется нарушить правила раньше него. – Впервые за целую вечность в моем смехе появились искренние нотки. – Можно не сомневаться: мы не ударим лицом в грязь.

Через час мы покинули планету – Квирренбах, Зебра, Шантерель и я. «Бегемот» обогнул Город Бездны, описав широкую дугу, затем вошел в слой низких облаков. Они походили на призраков, танцующих над полем битвы, где свирепые ветры Йеллоустона сталкивались со спазматическими выбросами из Бездны. Я смотрел вниз, на Город – хрупкий, словно игрушечный. Мульча и Полог уже казались неразделимым целым, втиснутым в великое архитектурное хитросплетение.

– С тобой все в порядке? – спросила Зебра, возвращаясь к нашему столику с бокалами в руках.

Я отвернулся от окна:

– Ты о чем?

– Кажется, ты не рад, что покидаешь это место.

* * *

Путешествие подходило к концу. Успех моих замыслов становился все более очевидным, и обо мне открыто заговорили как о герое. Тогда я решил навестить своих пленников.

За все эти годы никто так и не нашел потайную комнату в недрах «Сантьяго», хотя кое-кто – например, Констанца – почти догадался о ее существовании. Но камера столь экономно забирала энергию из корабельной системы жизнеобеспечения, что даже Констанца, при всем своем опыте и настойчивости, не смогла бы выяснить, где находится мой тайник. В каком-то смысле мне просто повезло. Сейчас ситуацию трудно было назвать критической, но несколько лет назад подобное открытие погубило бы меня. Однако теперь я был в безопасности. Во-первых, у меня появилось достаточно союзников и никакое мелкое недоразумение не могло мне повредить, а во-вторых, я поставил на место всех, кто выступал против меня.

Если быть точным, пленников было трое, хотя Слик вряд ли относился к этой категории. Он был просто полезен мне. Не знаю, что он сам думал по этому поводу, но я не считал, что держу его в неволе. Обычно при моем появлении дельфин оживлялся, однако в последнее время он двигался все ленивее, а его темные глазки словно не реагировали на мое присутствие. Интересно, помнил ли он что-нибудь о том, как жил когда-то в бассейне? Наверное, он казался Слику бескрайним, как море, по сравнению с резервуаром, в котором дельфин провел последние пятьдесят лет.

– Мы уже долетели?

Я обернулся. Честно говоря, не ожидал снова услышать хриплый голос Констанцы.

– Да, мы совсем близко. Я собственными глазами видел Пункт Назначения. Сейчас можно рассмотреть саму планету, а не только звезду. Она и правда прекрасна.

– Сколько времени прошло?

Она приподняла голову, пытаясь посмотреть на меня. В свое время я приковал ее к распятию, наклоненному под углом сорок пять градусов.

– С тех пор как ты оказалась здесь? Не помню. Четыре месяца, может быть, пять. – Я пожал плечами, словно никогда не задумывался над этим вопросом. – Какая разница?

– Что ты сказал экипажу, Небесный?

Я улыбнулся:

– А зачем что-то говорить? Я представил дело так, словно ты покончила с собой, выпрыгнув из воздушного шлюза. Сама понимаешь, тот случай, когда представить труп невозможно. Я просто позволил людям сделать выводы.

– Когда-нибудь они поймут, что случилось.

– Сомневаюсь. Я подарил им планету, Констанца. Они собираются канонизировать меня, а не распинать. И это началось уже давно.

О да, она всегда создавала мне проблемы. Я смог опорочить ее после инцидента с «Калеуче», предъявив ложные улики. В итоге она предстала участницей заговора вместе с капитаном Рамиресом. Ее карьере в службе безопасности пришел конец. Надо сказать, Констанце повезло: ее могли казнить или посадить в камеру, особенно в те безумные дни после сброса модулей со «спящими». Но Констанца так и не успокоилась – даже после того, как ее разжаловали в рабочие низшего ранга. В целом экипаж был готов считать сброс модулей отчаянным, но необходимым шагом. Я подводил людей к этому выводу, распространяя сплетни относительно планов других экипажей. Мне даже в голову не приходило считать это преступлением. Констанца придерживалась иного мнения. Последние годы, проведенные на свободе, она посвятила попыткам распутать кокон дезинформации, которым я оплетал себя. То тщилась расследовать инцидент с «Калеуче», заявляя о невиновности Рамиреса, то строила безумные теории, объяснявшие смерть Старика Бальказара. По ее словам, врачи капитана не заслуживали казни. Временами она даже ставила под сомнение причину гибели Тита Хаусманна.

В конце концов я решил ее утихомирить. Инсценировать самоубийство оказалось нетрудно, равно как и поместить ее в мою камеру пыток, которую никто еще не видел. Конечно, почти все время она находилась под действием снотворного и в смирительной рубашке, но изредка я позволял ей ненадолго проснуться.

Иногда бывает приятно с кем-нибудь поболтать.

– Почему ты до сих пор его не убил? – спросила Констанца.

Я смотрел и поражался тому, как она постарела. Кажется, не так давно мы – почти равные – стояли у огромного резервуара, разглядывая сквозь стекло дельфинов.

– Химерика? Просто знал, что он когда-нибудь пригодится.

– Чтобы пытать его?