Город Бога

— Да зачем он мне? — кинул удивлённый взгляд парень. — Я не любитель по саунам ходить.

— Так, ты мне тут из себя святошу не строй. Когда будем там наверху, я тебя отведу в самую отменную парную. О-о-о, там самый настоящий кайф и для души и тела. А какие там наверху пивные? Десятки сортов пенного прямо так и желают наполнить твою пинту. — Поток восторженных эмоций у мужчины медленно сменился на чреду лирических размышлений. — Знаешь, а ведь хорошо, не то, что тут. Там праздники и гулянки, там весело и нет горечи, которой тут хоть залейся. Вот ты хотел бы жить с «небожителями»?

— Не думаю, — уверенно отвечает Данте, — мне и тут хорошо.

Лицо Альфонса чуть изменилось, стало выражать то ли непонимание, то ли отторжение к Данте, но вот юрко ушёл от прежней темы, перейдя к другой.

— Кстати, а тот парнишка — твой браток? Ну, который был с тобой, когда вы пришли в Град?

— Да, это мой брат.

Двое парней вышли за пределы основного города, оказавшись на пустыре, который наполнился звуками бренчания двигателей и моторов. Тарахтение и рёв, гул техники и скрежет металла здесь неотъемлемая часть и Данте всё это слышит. Вокруг него десятки кусков металлолома, которые трудно назвать хорошим авто — они трясутся и ревут будто священник окропил беса святой водой. И каждый пытается тюнинговать машину — куски пластика на бампере, головы кукол на капоте и борта, вымазанные звериной кровью, якобы покрашенные. Список изуверств можно продолжать и коммандер продолжил бы в исступлении смотреть на всю ватагу машинного парада безумств, как услышал своё имя, произнесённое женским низким, но мягким голосом:

— Да-а-анте!

Глаза парня стали бегать, искать хозяина воззвание и быстро нашёл того, кто его окликнул. В метрах двадцати от него на самом краю стоянки машин стоит авто, такое же поржавевшее, но без уродливого тюнинга, а за рулём сидит его знакомая, которая машет ему рукой.

— Ну, давай прощаться, — протянул руку Данте. — Если всё будет хорошо, ещё увидимся.

— Вот Данте, ты чертяга, — с толикой ехидности заговорил Альфонс, пожимая руку, — ну ты заходи ко мне на рюмочку в придвоцовый квартал, и подругу свою приводи. — И прежде чем уйти, радостно обронил фразу. — Ты только по ретивей будь, они все любят стихи.

Парень разжал пальцы, и шероховатая ладонь Альфонса выскочила, а сам мужчина стремительно направился в город. Данте пошёл к машине, проскрипел, открывая дверь и сел рядом с девушкой.

— Кто этот господин? — кротко спросила Сериль?

— Да так, один товарищ. Познакомились, когда мы только пришли в Град. — Так куда мы едем на прогулку?

— Мне нужно телефон из ремонта забрать, — ответила девушка, потрепав чёрный разросшийся волос, — думаю, ты же не будешь против со мной проехаться?

— Конечно, нет, я только рад.

— Вот и славненько.

Ключ зажигания дёрнулся и о чудо — двигатель с первого раза завёлся, затарахтел и дико загудел. Сериль подошвой ботинка надавила на педаль газа и машина резко, прокряхтев деталями, двинулась в пустоши.

Весь пейзаж здешних земель это бесконечные, нескончаемые пустыри, выжженная земля, на которой колышется практически умершие растение — трава да кустики, которые практически высохли и умерли. Озеленители и «восстановители природы» из Рейха пришли бы в ужас от увиденного постапокалиптического образа ландшафта, которому нет конца. А поэтому Данте не желает видеть практически марсианский прообраз пустошей, а оттого он обращает взор изумрудных глаз на девушку, на неё смотреть намного приятнее, чем всматриваться в убитые дали. Сериль всё в той же одежде, блики уходящего солнца отражаются на рукавах её тонкой кожаной куртке, утянувшей её фигуру, подчёркивая худобу, чуть прикрывая её чёрные штаны. Она держит машину хорошо, крепко, не давая её сойти с дороги или начать вилять, хотя детали авто настолько поизносились, что колёса так и норовят уйти с дороги, чьи очертания только номинально обозначены.

— Сериль, а кто тебя водить научил? — поинтересовался Данте.

— Папа, кто ещё мог? Он работал в такси, раньше, до того, как пошёл охранником, и там его научили водить ещё лучше. А потом, когда я подросла, он стал меня учить. Говорил, что это понадобится.

— Видно, Карлос о тебе сильно печётся. Хороший он человек.

— Ты даже не знаешь, как он заботится, — вздохнула Сериль, — с самого рождения он меня опекал, и даже когда мне стало восемнадцать, он не унял отеческой заботы.

— Ты для него единственная дочь.

— Понимаешь, я его люблю, но мне кажется, что этой заботы слишком много. Хочется быть… свободнее что ли. И даже сейчас, когда он пропадает с вами, то постоянно говорит, что всё делает ради меня и мамы… что когда всё получится, мы хорошо заживём.

— Твой отец хороший человек, — тяжко сказал Данте, вспоминая, что у него кроме тёти и брата никого и не было, — да, он помогает нам не, потому что желает победы Рейха, а хочет вам помочь, печётся о семье. Сериль, я таких людей не встречал.

— Давай лучше сменим тему, — вымолвила девушка и придала газу.

— Понимаю, конечно.