Он и призывался из Орла, и дембельнулся в Орел, с которого тоже соскочил довольно легко – как только в райкоме комсомола сказали, что есть пара направлений на КамАЗ.
Про КамАЗ Виталик знал мало – только то, что Славка Аристафин рассказывал. Он был из Заинска, небольшого города рядом с Челнами. В десятом классе Славкин класс свозили в Челны на экскурсию, и с тех пор Аристафин бредил КамАЗом. После дембеля Славка собирался поступить в Камский политех, выучиться на автоконструктора и придумывать новые вездеходы огромной грузоподъемности чуть ли не с вертикальным взлетом.
Славку убили весной восемьдесят второго под Зиндаджаном. Виталик не то чтобы поехал на КамАЗ за него – просто поехал, потому что считал Челны, то есть Брежнев уже, немножко знакомым и родным местом. Ну и в комитете комсомола наобещали всякого: всесоюзная стройка, квартира в течение трех – пяти лет, хорошая зарплата, увлекательная работа. И место отличное: берег Камы, лесостепь, круглый год тридцать градусов, только летом плюс, а зимой минус. Чистое место с интересными делами, как и мечталось. Да и люди из контингента там горя не знают, добавил один из комсарей доверительно, и Виталик даже не вписал ему в рыло. Хотя мог. Или мог просто сказать, что, если по-честному, только люди из контингента и знают горе.
Но говорить об этом западло, особенно таким вот комсарям. Да и всем остальным тоже. Кто там был, и так знает, кто не был – недостоин.
В Орле Виталика пару раз находили старые калинкинские дружбаны, приехавшие в областной центр прогуляться. После переезда шансов найти не осталось ни у кого. Виталик не то чтобы скрывался – просто доармейское прошлое почему-то вызывало у него почти гадливое чувство.
Вера Даниловна, например, которая шизанутая. Она, как и Мария Васильевна, любила цитировать всяких классиков, в том числе про ружье, висящее на стене в начале пьесы и непременно палящее в конце. Виталик считал цитату примерно такой же глупостью, как пословицу про стреляющую раз в год палку. Палка не стреляла, ружье у Соловьевых на стене не висело, да и у дружков его тоже. Участковый пришиб бы за ружье на стене, он нудный был. У отца Димона, например, ружье лежало на шкафу, разобранное, тщательно смазанное и завернутое в отдельные тряпки. Димон однажды, пока папаша был на инженерском семинаре в Брянске, стащил свертки со шкафа, собрал, поиграл минут десять – говорит, патроны не искал даже, к окнам не подходил и целился только в пол, – а потом разобрал и вернул на место точно в том порядке, в каком лежало. Не спасло – папаша, вернувшись, сразу все понял и выпорол сынка так, что Димон два дня за партой сидел, отклоняясь от вертикальной оси градусов на тридцать.
Виталик к этому отнесся без сочувствия, злорадства и особого интереса. Он же не Димон. Это Димон всегда был первым насчет оборжать или сочувственно выспросить любого знакомого или незнакомого. И это Димона интересовали чужие вещи. Виталик чужих вещей не любил и оружием особо не интересовался даже в раннем детстве. Служба научила интересоваться, ухаживать и всегда иметь при себе, но любую возможную симпатию к оружейной теме истребила окончательно.
Зачем Виталику ствол, он и сам не знал. Отобрать его было необходимо, хотя бы из самосохранения, не говоря уж об ответственности. А потом, понятно, не местным же обратно отдавать – тем более раз они стрелять начали. И не выбрасывать же.
Хотя Виталик собирался, всерьез, до последнего мига, зашвырнуть ствол подальше в море. Последний миг и подвел: нога подсеклась, замах не получился, и Виталик не стал разжимать руку, чтобы не портить красивый победоносный эпизод ползаньем на карачках в темноте в поисках упавшего неподалеку пистолета. Под руку подвернулся камень, его и зашвырнул, а ствол подопнул в кучу листьев под деревом. Подумал, пусть так и лежит. Найдут – значит, судьба. Нет – утром сам подберу, если не лень будет.
А под утро, уже на остывшую голову, понял, что подобрать надо обязательно. Иначе не местные найдут, а лагерные пацаны, те же Гузенко с Вафиным, когда приведут дружкам места боевой славы показывать, – и тогда беда.
Виталик, дождавшись рассвета, сбегал на место, нашел пистолет и, вместо того чтобы закинуть в море, зачем-то притащил в лагерь. Подумал, что выбросить всегда успеет – хотя бы в очко сортира – или прикопает подальше в лесу. Да не рискнул ни выбросить, ни прикопать.