Город Брежнев

Участковый снова завел шарманку про знакомство с Песочковым, а опера значительно оглядывали комнату, с явным трудом удерживая желание всласть пошарить в шкафу и под кроватями. Виталик, начав звереть, попросил объясниться. И похолодел. Один из ментов, немолодой и грузноватый, несмотря на лейтенантское всего лишь звание в сунутой Виталику под нос корочке, охотно пояснил, что мастер по обслуживанию тепловых сетей УРЭИК Песочков Сергей Алексеевич, едва успев выйти с больничного после разбойного нападения, был госпитализирован в городскую клиническую больницу со множественными ранениями, в том числе травматической ампутацией двух пальцев, переломами костей руки, а также размозжением и рваными ранами мягких тканей рук, груди и лица. Раны Песочков предположительно нанес себе сам, пытаясь выстрелить из неисправного огнестрельного оружия, которое взорвалось у него в руке. Инцидент произошел второго в Боровецком лесном массиве. Песочков, несмотря на шоковое состояние и большую кровопотерю, сумел самостоятельно выйти на дорогу к посту ГАИ и уже там потерял сознание.

Виталик обнаружил, что не стоит, а сидит на кровати, не отрывая глаз от лейтенанта и пытаясь не потерять ни слова из неторопливого рассказа, все труднее пробивавшегося сквозь удары сердца, повисшего будто между ушей. А лейтенант, еще внимательней рассматривавший Виталика, уже перешел к вопросам понятно каким – знаете ли вы что-либо об этом или любом ином оружии, которое было или могло быть у Песочкова.

Виталик решил не притворяться и не пытаться быть слишком полезным лейтенанту. Он просто спросил с недоуменным раздражением: «А при чем тут я?»

«А вот это мы и выясняем», – начал было участковый, и Виталик выругался почти что вслух, а лейтенант объяснил, что, согласно показаниям соседей, перед происшествием Песочков говорил, что «парашютист, похоже, решил рассчитаться с ним по долгам». О каком парашютисте и каких долгах шла речь, соседи не знают. А вы, Соловьев, как сержант воздушно-десантных войск, возможно, можете прояснить данный вопрос. И лучше бы поскорее. Потому что злополучный пистолет найден – то, что от него осталось, – он прошел экспертизу, в том числе дактилоскопическую, так что, может, и без Песочкова все узнаем.

И слава богу, пробормотал Виталий, типа не понимая, и тут же велел себе не переигрывать и по максимуму обходиться без реплик. Реплики всегда звучат фальшиво, или подозрительно, или глупо. А до молчания даже ментам труднее докапываться, что бы они там ни говорили в своих детективчиках про добровольное признание и бесперспективность игры в молчанку.

Виталик быстро пришел в себя после первого шока, вызванного новостью, и сообразил, что, с одной стороны, остается первейшим подозреваемым: живет по соседству, из контингента, только что вернулся с югов, где оружие гуляет куда свободней, чем в остальных областях Союза, особенно раскопанные трофеи военных лет, – в общем, всё против него. С другой стороны, всё-то всё, а всерьез Виталику предъявить нечего, абсолютно. С Песочковым они не знакомы, и никто иного не докажет, кроме Маринки, которая ни в жизнь ни слова по этому поводу не скажет. Она до сих пор трясется, чуть вспомнит или просто Кутуньо услышит, – но говорить отказывается. Отпечатков на пистолете и патронов нет точно, Виталик два раза обтер и ствол, и обойму, и каждый патрон в отдельности еще в Фанагорской, когда всерьез намеревался выбросить «вальтер» или подкинуть ментам. А после Фанагорской сверток и не разворачивал. Не было отпечатков и на ткани, прихваченной из уборщицкой.

Правда, в одном фильме про ведущих следствие знатоков преступника вычислили по запаху, который женщина Кибрит собрала в полиэтиленовый мешочек. Но Виталик сомневался и в том, что в таком мешочке будет какой-то запах, кроме полиэтиленового, и в том, что в нечистом промасленном свертке сохранилась хоть молекула от запахов Виталика, станичного дурачка или там фашиста, наполовину превратившегося, скорее всего, в кубанский чернозем.

Наконец, в августе и сентябре Виталику хватило ума не искать ответы на пару возникших в связи с «вальтером» технических вопросов. Была мысль отправиться в камазовскую библиотеку – но Виталик вовремя ее подавил. Справочников по немецкому оружию в библиотеке все равно быть не могло – как, наверное, и везде, кроме разве что спецхранилищ Тульского и Ижевского заводов. А засветился бы в библиотеке с таким запросом – и хана. Два и два сложит самый тупой мент.

Сейчас складывать нечего. Без отпечатков и иных улик менты могли предъявить Виталику лишь досужие домыслы, случайные совпадения и голую дедукцию, которую всерьез не стал бы рассматривать ни суд, ни начальство, ни вообще любой нормальный человек.