– А это очень просто, – сказал Вафин, выслушав скупой рассказ Виталика и отхихикавшись. – Литейка гонит брак. Не только она, все заводы, считай. Но у ЧЛЗ до пятидесяти процентов литья в брак идет – особенно как начали пытаться высокопрочный чугун давать. А пятьдесят процентов – это кошмар, сам понимаешь. За такое ни премии не будет, ни черта – ну и вообще головы полетят вот-вот. Поэтому надо говорить, что в брак уходит не пятьдесят процентов выработки, а гораздо меньше – хотя бы двадцать пять – тридцать процентов.
– Н-ну, нехорошо, конечно, зато премия будет, – сказал Виталик и сам себе удивился.
Обычно он не очень любил вступать в такие разговоры, предпочитая слушать, помалкивать да мотать на сбритый ус. Молчи – за умного сойдешь, говорила мать, а Виталик уже тогда умно помалкивал, приговаривая про себя: я-то молчать умею, а вы какого хера треплетесь, вы все? К сожалению, молчание не позволяло сойти за умелого – Виталик даже на третий месяц работы на энергоучастке чугунолитейного выматывался так, что после смены полчаса тупо сидел у шкафчика раздевалки, чтобы из мышц, суставов и даже костей чуть сцедилась неприятная ртутная тяжесть, уступив место не нормальной боевой пружинности, конечно, но хотя бы послушности. Сегодня еще вышло по-божески, восемь вызовов всего, а в среднем бригада ремонтников, к которой он был прикреплен от энергослужбы, сдергивалась с места по двенадцать – пятнадцать раз за смену. В дежурной тетради каждая поломка помечалась красным. Виталик довольно быстро возненавидел красный цвет так, что засунул поглубже алую ледериновую папку, в которой хранил отчеты, заменив ее обычной картонной.
Ну да ладно, недолго терпеть. Если помалкивать и сходить за умного. Федоров сказал, что для красоты биографии надо отбарабанить на горячем участке минимум полгода. В общем, продержаться до весны – молчаливым бодрячком. Но сейчас слова сами вывалились – от усталости, что ли.
Вафин как ждал:
– Не будет. Откуда премия, Виталь, если план не выполняется? Это ведь на бумаге можно процент брака, как говорится, отрегулировать, хоть тебе до нуля процентов. А не на бумаге арифметика не складывается. Если завод половину времени работает на свалку, другой половины времени не хватит, чтобы выполнить план. И если брака нет, то получается, что производительность труда хреновая, правильно?
– Необязательно производительность, – сказал Виталик. – Может, простои. Из-за поставщиков, например.
Вафин заулыбался:
– Умница. Так наши и говорят. С пеной у рта. Мы, говорят, ударно работаем, из штанов выпрыгиваем, чтобы выполнить план пятилетки в три года, как учит нас любимая партия, а поставщики, заразы, подводят, не успевают подгонять лом, руду, шихту и прочее. Поэтому стоим, вот и невыполнение.
– А Новиков, значит…
– А Новиков, значит, – ну и Боровчик, – они крайние. Бог с ними, с поставщиками, они далеко, их много. А дирекция по обеспечению тута, небольшая такая. Она во всем и виновата, получается. Ей голову и вертеть.
– Несправедливо.
– Ну да. Новиков так же решил. И поставил своих записывать все машины, выезжающие на свалку. Сегодня, видишь, сам чего-то вышел, – наверно, остальные в разъездах.
– И что, помогает?
– Ха. Не то слово. В понедельник генерал опять нашим устроил за отставание, те, как обычно, не-не, мы и не бракуем, и впахиваем, как эти, во всем снабжение виновато. А снабжение новиковскую папочку достает, а там полностью – сколько вывезено с завода на свалку, отдельно по металлу, сыпучим и шлакам, и везде подписи транспортников. С Ильичом чуть удар не случился, ей-богу, ты не представляешь, как он потом на Дитятева из транспортного вопил. Теперь вот водилы, вишь, подписывать отказываются, приходится актировать со свидетелями.
– То есть я зря, что ли, подписал? Из-за этого у завода неприятности.
– Ничего не зря. Это же не только на снабжение навет, но и на нас – выдаем под двести мегаватт, а это в два раза больше, чем надо было для такого объема продукции. Бесхозяйственные мы получаемся, как таких не наказать?
Виталик покивал и вдруг спросил – совсем против желания:
– То есть мы правда половину времени впустую работаем, только сырье переводим?
Вафин, помедлив, кивнул.
– А зачем?
Вафин ухмыльнулся:
– Ты как дядька мой, он тоже вместо «почему?» вечно «зачем?» спрашивает. Ну, потому что по-татарски так получается.
Виталик смотрел с ожиданием. Вафин поскреб пальцем висок.
– В школе стишок проходил, про коня и трепетную лань? Запрячь не можно, как-то так. Тебе дурно, что ли, глаза закатил? Ну, извини. Я что хочу сказать: у нас это можно, так вышло. И коня впрягли, и лань, и трактор «Беларусь» с трактористом Макарычем туда же. Все дергают в разные стороны и с разной силой, и то оглобли ломаются, то телега набок. А что делать – и ехать надо, и впрягать больше некого.
– А… Нормально нельзя было?
– Так идея как раз была нормально все делать, как это у вас, молодежи, говорится – фирмово. Ты знаешь, что фундамент литейки два раза подряд делали? В первый раз залили, а это зима, холод дикий, не чета нынешним.