Город Брежнев

Насколько поняла Лариса, Федоров выдернул семью из Тольятти месяц назад, едва дождавшись, пока камазовскую квартиру освободит переселившаяся в новостройку семья с тремя детьми. И видимо, велел брать мебели по минимуму. Вот Федоровы месяц и жили на коробках. Картонные архипелаги и горные массивы забивали почти половину спальни, другую половину занимала двуспальная кровать из старенького, гэдээровского кажется, гарнитура – правда, под обалденно стильным покрывалом. В детской коробок было поменьше, а мебели побольше – кушетка, маленький столик с табуреткой, телефонный аппарат на полу и импортный, наверное японский, кассетный магнитофон на стопках книг и кассет. И плакаты на стенах, блестящие и страшные, с патлатыми гитаристами в непристойных позах и с огненными языкастыми буквами поперек. Лариса смущенно покосилась на сына. Сын осмотрел стены одобрительно и обменялся понимающими взглядами с Андрюхой. Ну ладно хоть так.

Идти в гости Артурик отказывался наотрез. Мрачно говорил, что не хочет позорить фамилию Вафиных и ударять в грязь лицом перед героем Андрюхой. Видимо, отца цитировал: накануне Вадик не удержался и выступил с поучением сыну. Артурик запомнил и обиделся. Он в последнее время вообще слишком хорошо все запоминал и с готовностью обижался. Переходный возраст как есть.

Лариса еле-еле смогла уговорить сына не откалываться все-таки от семьи. До двадцатого комплекса он шел закостеневший, молча и глядя в сторону, отпустил только пару ироничных реплик по поводу формы и цвета дома, поздоровался с хозяевами чуть слышно и Андрюхе руку пожал без особой охоты. Андрюха был уже взрослый мальчик – пониже и поуже Артурика, но все равно очевидно старше. Он двигался свободней, держался уверенней, говорил четче и был коротко, но элегантно подстрижен. Артурик, плечистый, локтистый и кудлатый, на его фоне выглядел щенком-переростком. Это смотрелось даже мило, но сын явно считал иначе: рядом с раскованным Андрюхой он совсем заковался. А вот при виде плакатов почему-то оттаял. Странно. Раньше Лариса не замечала за сыном особой симпатии к патлатым гитаристам и вообще к эстраде. Ну и слава богу.

– А вот здесь у нас балкон – единственное порядочное место, – сказала Людмила Васильевна воинственно. – Петр Степанович благоустроил, постарался, потому что курит здесь.

На балконе стояли табурет и тумбочка с тяжелой чугунной пепельницей на стопке разноразмерных журналов, от «Роман-газеты» до «Человека и закона».

Порядок у них, подумала Лариса, я бы в такой дом приглашать постыдилась, а они бардак гостям гордо показывают. Подумала и немедленно устыдилась недостойных мыслей. А Людмила Васильевна, «ой, ну что вы в самом деле, просто Люда», пожаловалась:

– Вы уж простите, что встречаем совсем по-махновски. Как я просила: не зови никого, пока мебель не купим. А он говорит: а я купил!

– А я купил! – радостно подтвердил Федоров, растирая залысину. – Югославская, шесть секций, восемьсот рублей, как с куста.

– И где она? – осведомилась Людмила-Васильевна-просто-Люда, боевито поддергивая рукава черного костюма-кимоно.

Костюм был очень интересный. Хозяйка тоже – красивая, строгая, лощеная и с утомленными складками у губ, похожая на партийного или профсоюзного босса, а никак не на инженера управления капстроительства.

– Везут. Все везут-везут-везут, а, Артур?

Артурик поморщился и брызнул глазами по сторонам, явно выискивая повод смотаться поскорей, а Федоров уже хохотал на тему «Зато к стенке не поставят», и Вадик ему вторил – с удовольствием и невнятными дополнениями из Райкина: «К теплой! Я еще оч-чень многое!»

Андрюха, похоже, заметил томления Артурика и деловито сказал:

– Ма, мы у меня пока, ага?

– А поесть? – осведомилась Людмила Васильевна.

– И поедим, – сказал Андрюха и широко улыбнулся, весьма обаятельно кстати. – Ты же не оставишь подростков голодными.

– Вас оставишь, пожалуй. Идите, только чтобы пулей по первому зову, никаких там «мам, ну щас уже!».

Андрюха лихо козырнул, одновременно шлепнув левой рукой по лбу, кивнул Артурику – и ребята скоренько смылись. В детской немедленно с визгами забумкала иностранная музыка.

Явились парни и впрямь по первому зову. Ларисе, выносившей из кухни тарелки с огненным харчо, вредно было отвлекаться, но она все равно тревожно осмотрела сына и обрадовалась: Артурик больше не бычился и почти сиял. Андрюша хороший мальчик, подумала она умиленно и побежала на кухню за следующей тарелкой.