Десятки кроватей. Сотни! Может, много сотен, и все распределены равномерно, так что кажется, что он глядит на огромную сеть из кроватей. Сами они непримечательны, практичные койки вроде тех, какие можно найти в больнице или приюте, с простым белым постельным бельем, простыми белыми подушками, и рядом с каждой — простой деревянный столик, на котором мерцает маленькая лампа.
В кроватях лежат люди. Точнее, юнцы. Самому молодому из тех, кого он видит, примерно одиннадцать; самому взрослому — около двадцати. Все они тихо спят, и прикроватные лампы отбрасывают мягкие разноцветные блики на их дремлющие лица. Сигруд так потрясен, что едва замечает, как позади него захлопываются огромные двери.
— Это… это больница? — спрашивает он.
— Нет, — отвечает Мальвина. — Это наше последнее убежище, — она выдыхает. — Ох, так славно снова оказаться здесь, где я могу обо всем говорить. Ты понятия не имеешь, сколько правил связано с этим местом — это все равно что снять особенно жесткий корсет…
Сигруд подходит к одной из кроватей и смотрит на девочку, которая в ней лежит. Лет пятнадцать, волосы цвета тусклого золота, брови причудливо желтые. Она что-то бормочет во сне и переворачивается на другой бок.
— Не касайся кровати! — напоминает Мальвина.
— Эти дети… божественные? — спрашивает Сигруд.
— Да, — говорит она; подходит и встает рядом. Смотрит на море кроватей и ламп и впервые за все время кажется хрупкой и неуверенной. — Все до единого. По крайней мере их мы сумели спасти. Здесь они могут жить так, чтобы он их не заметил.
Сигруд пристально глядит на лицо спящей.
— Почему они спят? — спрашивает он.
Позади раздается странный голос:
— Это было самое простое решение.
Сигруд резко поворачивается, застигнутый врасплох. Он видит, что кто-то стоит во тьме за ближайшей колонной, и инстинктивно тянется к ножу.
Внезапно Мальвина кидается к нему, отбрасывает руку.
— Нет! Нет. Поверь мне, тебе не стоит этого делать.
Сигруд присматривается к вновь прибывшей. Она шагает вперед, на свет. Невысокая юная континентка, с большими, широко посаженными глазами и кривым ртом. Безволосая — похоже, бритоголовая. Одежда на ней свободная, из белого льна, и хотя в обычной обстановке ее облик напомнил бы Сигруду пациентку психушки, ее взгляд выражает спокойное, стойкое здравомыслие. Тревожно стойкое.
Она ничего не делает и не говорит. Просто смотрит на Сигруда большими, спокойными, широко посаженными глазами.
— Кто это, Мальвина? — спрашивает он.
Вновь прибывшая моргает, изумленно смотрит на Мальвину и улыбается.
— Мальвина?.. — недоверчиво переспрашивает она.
— Заткнись, — огрызается та. — Кое-кому из нас нравятся наши смертные имена.
— Некоторые из смертных имен довольно хороши. Но не это. — Незнакомка снова обращает на Сигруда немигающий взгляд. — Итак, это даувкинд?
— Все меня об этом спрашивают, — говорит Мальвина. — Да. А кто же еще? Сигруд, это Таваан, дух дремоты и сновидений. Она властвует над этим местом.
— Властвует? — переспрашивает он.
— Это место существует в ее реальности, — объясняет Мальвина. — В каком-то смысле в ее разуме.
— Звучит весьма болезненно, — говорит Сигруд. — Надеюсь, от этого есть хоть какие-то преимущества.
Таваан поднимает руку и щелкает пальцами.
Сигруд, заинтригованный, смотрит на ее руку и видит, что та исчезла. Вообще-то теперь он видит, что Таваан и Мальвина обе исчезли. Он озирается и понимает, что его мгновенно перенесли в другой конец помещения, далеко от них, а он этого даже не заметил. Таваан и Мальвина — крошечные точки в отдалении, хотя он видит, что Мальвина крутится на месте и ищет его взглядом.
Голос Таваан доносится издалека, словно эхо:
— Да, кое-какие имеются.
Еще один щелчок, намного тише, и он возвращается на прежнее место. И снова его чувства не успевают заметить перемену в воздухе, звуках или силе тяжести. Как будто комната сдвинулась вокруг него, а он этого даже не осознал.
— Я… понимаю, — говорит Сигруд.
— Она пытается тебя запугать, — Мальвина сердито глядит на Таваан. — Не позволяй ей.
— Но ведь это ты предупредила его не наставлять на меня нож, — говорит Таваан.
— Я не хотела, чтобы ты погрузила его в глубокий сон, — возражает Мальвина. — Это было бы опасно для его здоровья! Та женщина упала и сломала челюсть!
— Но, судя по твоим словам, — говорит Таваан, — с ним такое может и не сработать.
Сигруд переводит взгляд с одной девушки на другую.
— Вы же знаете, что я вас слышу… верно?
Таваан вздыхает и закатывает глаза.
— Она сказала тебе не садиться на кровати?
— Она сказала их не трогать…
— Вот и хорошо, — говорит Таваан. — Ты вырубишься, и нам будет трудно тебя разбудить. Они созданы, чтобы лишать сознания божественных существ, а смертный вроде тебя… твое сердце может остановиться.
— Значит, кровати чудесные?