Все эти возможности текут сквозь Вошема, как притоки, впадающие в реку. Есть и определенности – определенность смерти, к примеру, и возраста, и смены времен года. У некоторых людей судьбы очерчены четко и полны событий, которых нельзя избежать, – но Вошем их не замечает. Для духа возможности определенности почти невидимы. Он над ними не властен. Он сосредоточен на вероятностях, весь гудит от их энергии, он смотрит, как события вспыхивают и бледнеют, будто фейерверки в ночном небе.
Вошем закрывает глаза. Просматривает их все, одно за другим, как будто видит сны.
Но тут одна вероятность проскальзывает в его разум…
Он открывает глаза. Стены Мирграда впереди него становятся черными – совершенно, безупречно черными, – а потом начинают… разворачиваться. Они раскрываются, словно тянущиеся к свету бутоны, но при этом продолжают расти и расти, заворачиваясь вокруг него, пока не превращаются в башню, высоченную и черную, стремящуюся в небеса…
Вошем моргает. Вероятность исчезает. Башня пропадает. Стены Мирграда, как всегда, далеки и прозрачны. Он идет дальше.
Вошем знает, что вокруг витает много очень странных вероятностей. Это ведь Континент – здесь все возможно.
Но эта… эта как будто сделалась чуть более вероятной.
Это его тревожит. Он почти забывает странное чувство, которое преследовало его от самого моста: чувство, что за ним кто-то наблюдает. Он проверял, разумеется, и был внимателен, и даже поискал соответствующие вероятности. Так или иначе, он ничего не обнаружил. Значит, он в безопасности. Верно?
Верно же?
Вошем продолжает идти.
Сигруд подводит Шару обратно к ее мягкому креслу.
– Как же я смогу говорить с Божеством? – спрашивает он.
– Я однажды там была, – отвечает Шара. – Давным-давно. Ближе к концу событий в Мирграде. Она обратилась ко мне, попросила прийти. И я пришла.
– Ты мне об этом не рассказывала, – замечает он с обидой.
Она машет рукой.
– Я занималась свержением Виньи, а потом – твоим переворотом в Дрейлингских республиках. На пустые разговоры времени не было.
– Рассказ о том, как ты попала в гости к Божеству, – очень даже не пустой разговор!
– Достаточно сказать, – убедительно произносит Шара, – что в то время такая тема для разговора была бы сложной. Так или иначе, в физическом мире есть место, соединенное с ее святилищем – в точности как эта комната соединяется с физическим миром под Солдинским мостом. Но Олвос окружила себя защитой – Мальвина и остальные так и не смогли через нее пробиться. Она намного, намного сильнее, чем они.
Сигруд помогает ей опуститься в кресло.
– И почему со мной должно получиться иначе?
– Хороший вопрос. И он меня весьма тревожит, – она со стоном, держась за бок, откидывается на спинку кресла. – Ты же не дурак, Сигруд. Ты сам понимаешь, что не выглядишь на… постой, сколько тебе лет? Пятьдесят? Шестьдесят?
– Шестьдесят три.
– Клянусь морями… – она поправляет очки и смотрит на него, моргая. – Что ж. Ты понимаешь, что не состарился, как полагается, – верно?
Поколебавшись, Сигруд кивает.
– И ты, конечно, понимаешь, что успешно противостоял божественному воздействию, причем чрезвычайно много раз? И каждый раз… каждый раз это было связано с твоей левой рукой, не так ли? Она играла какую-то роль в твоем выживании?
Сигруд снова кивает. Слушая, как кто-то говорит о его страхах и тревогах, он ощущает сильное беспокойство.
– Дай взглянуть, – просит Шара и протягивает руки – маленькие, коричневые и морщинистые.
Он кладет левую руку ей в ладони. Она рассматривает шрамы, которые не изменились за десятилетия: весы Божества Колкана, ждущие возможности взвешивать и судить.
– Я не понимаю, – тихо говорит Шара. – И у меня нет даже идей о том, как это действует. У шрама не должно быть никаких эффектов, ведь Колкан мертв. Но… что-то изменилось, когда тебя пытали в Слондхейме, Сигруд. Дело не в том, что ты невосприимчив к эффектам божественного, – будь оно так, Мальвина и остальные не смогли бы тебя перемещать или защищать, – а в том, что ты можешь им сопротивляться, не подчиняться, ослаблять их.
– Я не понимаю.
– Я тоже. В книгах я такого ни разу не встречала.
– Но ты думаешь… ты думаешь, что я мог бы использовать это, чтобы проникнуть сквозь защиту Олвос?
– Возможно. Нам придется рискнуть. Наш враг хочет сам сделаться Божеством. Если еще одно Божество будет на нашей стороне…
– Начнется новая божественная война, – мрачно говорит Сигруд.
– Я надеюсь положить ей конец еще до начала, – говорит Шара и вздыхает. – Может, это было неизбежно. Может, мне не стоило вести себя так осторожно, так опасливо. Может, я должна была немедленно перейти к открытой войне с нашим врагом. Но сколько раз мы видели, как дети в солдатской одежде маршируют на войну? Я оглядываюсь сквозь годы и вижу… вижу только искалеченных детей, которые рубят вслепую, пытаясь отомстить за прошлые обиды. Я не могу заставить себя увековечить это, Сигруд. Я не стану частью истории, какую так хорошо знаю. Я всеми силами постараюсь этого избежать. – Она поправляет очки. – Надеюсь, это последняя битва. Достаточно одного толчка.