Город чудес

Все эти возможности текут сквозь Вошема, как притоки, впадающие в реку. Есть и определенности – определенность смерти, к примеру, и возраста, и смены времен года. У некоторых людей судьбы очерчены четко и полны событий, которых нельзя избежать, – но Вошем их не замечает. Для духа возможности определенности почти невидимы. Он над ними не властен. Он сосредоточен на вероятностях, весь гудит от их энергии, он смотрит, как события вспыхивают и бледнеют, будто фейерверки в ночном небе.

Вошем закрывает глаза. Просматривает их все, одно за другим, как будто видит сны.

Но тут одна вероятность проскальзывает в его разум…

Он открывает глаза. Стены Мирграда впереди него становятся черными – совершенно, безупречно черными, – а потом начинают… разворачиваться. Они раскрываются, словно тянущиеся к свету бутоны, но при этом продолжают расти и расти, заворачиваясь вокруг него, пока не превращаются в башню, высоченную и черную, стремящуюся в небеса…

Вошем моргает. Вероятность исчезает. Башня пропадает. Стены Мирграда, как всегда, далеки и прозрачны. Он идет дальше.

Вошем знает, что вокруг витает много очень странных вероятностей. Это ведь Континент – здесь все возможно.

Но эта… эта как будто сделалась чуть более вероятной.

Это его тревожит. Он почти забывает странное чувство, которое преследовало его от самого моста: чувство, что за ним кто-то наблюдает. Он проверял, разумеется, и был внимателен, и даже поискал соответствующие вероятности. Так или иначе, он ничего не обнаружил. Значит, он в безопасности. Верно?

Верно же?

Вошем продолжает идти.

* * *

Сигруд подводит Шару обратно к ее мягкому креслу.

– Как же я смогу говорить с Божеством? – спрашивает он.

– Я однажды там была, – отвечает Шара. – Давным-давно. Ближе к концу событий в Мирграде. Она обратилась ко мне, попросила прийти. И я пришла.

– Ты мне об этом не рассказывала, – замечает он с обидой.

Она машет рукой.

– Я занималась свержением Виньи, а потом – твоим переворотом в Дрейлингских республиках. На пустые разговоры времени не было.

– Рассказ о том, как ты попала в гости к Божеству, – очень даже не пустой разговор!

– Достаточно сказать, – убедительно произносит Шара, – что в то время такая тема для разговора была бы сложной. Так или иначе, в физическом мире есть место, соединенное с ее святилищем – в точности как эта комната соединяется с физическим миром под Солдинским мостом. Но Олвос окружила себя защитой – Мальвина и остальные так и не смогли через нее пробиться. Она намного, намного сильнее, чем они.

Сигруд помогает ей опуститься в кресло.

– И почему со мной должно получиться иначе?

– Хороший вопрос. И он меня весьма тревожит, – она со стоном, держась за бок, откидывается на спинку кресла. – Ты же не дурак, Сигруд. Ты сам понимаешь, что не выглядишь на… постой, сколько тебе лет? Пятьдесят? Шестьдесят?

– Шестьдесят три.

– Клянусь морями… – она поправляет очки и смотрит на него, моргая. – Что ж. Ты понимаешь, что не состарился, как полагается, – верно?

Поколебавшись, Сигруд кивает.

– И ты, конечно, понимаешь, что успешно противостоял божественному воздействию, причем чрезвычайно много раз? И каждый раз… каждый раз это было связано с твоей левой рукой, не так ли? Она играла какую-то роль в твоем выживании?

Сигруд снова кивает. Слушая, как кто-то говорит о его страхах и тревогах, он ощущает сильное беспокойство.

– Дай взглянуть, – просит Шара и протягивает руки – маленькие, коричневые и морщинистые.

Он кладет левую руку ей в ладони. Она рассматривает шрамы, которые не изменились за десятилетия: весы Божества Колкана, ждущие возможности взвешивать и судить.

– Я не понимаю, – тихо говорит Шара. – И у меня нет даже идей о том, как это действует. У шрама не должно быть никаких эффектов, ведь Колкан мертв. Но… что-то изменилось, когда тебя пытали в Слондхейме, Сигруд. Дело не в том, что ты невосприимчив к эффектам божественного, – будь оно так, Мальвина и остальные не смогли бы тебя перемещать или защищать, – а в том, что ты можешь им сопротивляться, не подчиняться, ослаблять их.

– Я не понимаю.

– Я тоже. В книгах я такого ни разу не встречала.

– Но ты думаешь… ты думаешь, что я мог бы использовать это, чтобы проникнуть сквозь защиту Олвос?

– Возможно. Нам придется рискнуть. Наш враг хочет сам сделаться Божеством. Если еще одно Божество будет на нашей стороне…

– Начнется новая божественная война, – мрачно говорит Сигруд.

– Я надеюсь положить ей конец еще до начала, – говорит Шара и вздыхает. – Может, это было неизбежно. Может, мне не стоило вести себя так осторожно, так опасливо. Может, я должна была немедленно перейти к открытой войне с нашим врагом. Но сколько раз мы видели, как дети в солдатской одежде маршируют на войну? Я оглядываюсь сквозь годы и вижу… вижу только искалеченных детей, которые рубят вслепую, пытаясь отомстить за прошлые обиды. Я не могу заставить себя увековечить это, Сигруд. Я не стану частью истории, какую так хорошо знаю. Я всеми силами постараюсь этого избежать. – Она поправляет очки. – Надеюсь, это последняя битва. Достаточно одного толчка.