Город чудес

– Ну… – говорит Мальвина. – Ты же сказал, что хорошо угоняешь машины, верно?

– Предлагаешь проехаться на угнанном авто через все блокпосты возле усадьбы губернатора?.. Меня застрелят еще до того, как я выберусь за стены.

– Мирград больше не такой, каким ты его помнишь, Сигруд, – говорит Шара. – Те блокпосты почти все закрыты.

– Я выведу тебя, – обещает Мальвина, – и останусь возле сторожки, ждать.

– Как я сообщу тебе, что добился успеха? – спрашивает Сигруд.

– Если ты добьешься успеха, на твоей стороне будет Божество, – говорит Таваан. – Вероятно, она прокатит тебя по небу в колеснице, запряженной лебедями.

– А если я потерплю неудачу?

– Если ты потерпишь неудачу… – повторяет Мальвина. – Если постучишься в дверь, но никто не ответит… тогда, наверное, ты просто вернешься назад. И мы попытаемся придумать что-то другое.

Сигруд трет лицо.

– А у нас есть запасные планы?

Шара сидит очень прямо и смотрит в пространство, как будто что-то решая. А потом она делает это опять: поднимает правую руку, поправляет очки и трет переносицу большим и указательным пальцами.

Смотрит на Сигруда. Ее взгляд жесткий и холодный.

– Нет, – твердо говорит она.

Дрейлинг знает: она врет. Он видит, что она понимает очевидность своей лжи. У нее припрятан какой-то козырь. Но очевидно, что она всеми силами старается его не использовать.

– Ладно, – говорит Сигруд. – Я это сделаю.

– Хорошо. – Шара поворачивается к Таваан. – Значит, осталось последнее.

– Что еще? – спрашивает Сигруд.

– Это война, – говорит Таваан. – Плохая война, да, и шансы не в нашу пользу. Но мы можем нанести врагу настоящий удар. И если мы воюем, тебя надо снарядить соответствующим образом.

Сигруд ждет продолжения.

– То есть нам нужно…

Мальвина слабо улыбается ему.

– Нам нужен сенешаль.

* * *

Сигруд стоит на коленях на полу комнаты, чувствуя одновременно неловкость и смущение. Мальвина и Таваан стоят перед ним, держась за руки, а Шара взирает на происходящее из глубин кресла. Хотя никто еще ничего не сделал, дрейлинг ощущает перемену. Ему требуется время, чтобы ее заметить: сопение и бормотание, а также прочие нежные звуки сна стихают. Сотни спящих замирают.

– Нам это точно необходимо? – спрашивает Сигруд.

– Вполне вероятно, что наш враг тоже знает, где находится Олвос, – говорит Мальвина. – Он не может к ней подобраться, в точности как мы, но местность ему известна. Он мог подготовиться к твоему появлению. Поэтому ты тоже должен быть готов.

Таваан глядит на него сверху вниз, ее огромные, странные глаза наполняет причудливый свет.

– Начнем?

– А вы уверены, что я не превращусь в чудовище? – спрашивает Сигруд. – Как та женщина в аэротрамвае?

– Ты не будешь настоящим сенешалем, Сигруд, – говорит Мальвина. – Такого пытался создать враг – смертного с частицей бога внутри.

– Мы не настолько могущественны, – добавляет Таваан. – К несчастью.

– Но у нас есть дары, которые мы можем тебе преподнести. Однако, чтобы эти дары можно было использовать в полной мере, передавать их надо по соглашению.

– Они часть нас, – продолжает Таваан. – Так что дар можно вручить лишь другой части нас – аспекту, грани.

– И что именно это значит?

– Заблудшее дитя, – тихо говорит Мальвина. – Таков наш общий аспект, скажем так. Мы все тут скитальцы. Мы можем вручить эти дары лишь тому, кто находится в схожем положении.

Сигруд сидит в молчании.

– Ты готов? – спрашивает Таваан.

– Я не знаю, – говорит дрейлинг. Он смотрит на Шару. – Я готов?

Шара пожимает плечами.

– Скорее всего, еще ни разу в мировой истории никто не пытался предпринять такое.

– И что это значит? – спрашивает Сигруд.

– Значит, что я понятия не имею, что может случиться. Но я ни разу не видела, чтобы ты отказался от оружия, Сигруд.

Он морщится и чешет шею.

– Ладно…

– Закрой глаз, Сигруд, – говорит Таваан.

Он подчиняется. Одна из них берет его за руку – наверное, Таваан. Потом он чувствует, как холодные и жесткие пальцы прижимаются ко лбу. Затем звучат голоса. Ему кажется, что самый громкий из них – голос Таваан, но он не уверен, потому что внутри него много других голосов, словно говорит не один человек, а много, одновременно.

– Ты нас слышишь? – спрашивают голоса.

– Да.

– Ты это чувствуешь?

Дрожь внутри черепа. Кажется, пальцы проникают в мозг, достигают глубоких и темных пещер в его мыслях, царапают сокрытую там стену…

Он пытается сдержать тошноту.

– Да.

– Хорошо, – говорят голоса. – Теперь послушай. Ты должен отыскать внутри себя воспоминание, Сигруд. Воспоминание об отчаянии и потере, о надежде, которую затмила скорбь.

Вступает новый хор:

– Когда ты сбежал. Когда ты скрывался. Когда ты сражался не ради гордости и не во имя цели, но просто чтобы не погибнуть.

– Когда ты был как мы, – говорят они в унисон, громче. – Одинокий. И забытый.

Десятки голосов проносятся сквозь его разум, шепча: «Пожалуйста. Пожалуйста, помоги нам… Пожалуйста, мы ведь так долго скитались…»

И тогда он их чувствует: каждый год, каждый час, каждую минуту их мучений, этих жалких, обездоленных божественных детей, потерянных, бесцельных, бездумно ищущих убежища и тепла.