Город чудес

Сигруд размахивает мечом, пытаясь снова нащупать тот воздушный карман, как невидимые ножны, в которые можно было бы просто вложить клинок. Но потом что-то в его разуме включается, как будто он вспоминает движение, проделанное давным-давно: это не похоже на вкладывание меча в ножны, Сигруд скорее вдавливает его в мягкую грязь, погружая в карман в реальности перед собой. Его руки начинают движение, и клинок внезапно исчезает.

Хотя Таваан по-прежнему выглядит слабой, она кивает, довольная:

– Хорошо.

– Он будет резать плоть? – спрашивает Сигруд. – А металлы? Или только все божественное?

– Полагаю, он будет действовать как очень хороший меч, – говорит Мальвина, – и он не сломается. Но его основное применение – против врага. А против защиты Олвос он не годится. Она куда сильнее нас.

– Что случится, если я его выроню? – спрашивает Сигруд. – Или если его кто-то украдет?

– Он тебя не покинет и не станет служить кому-то еще, – говорит Мальвина. – Разве что ты сам отдашь. Он подчиняется твоей воле.

Сигруд кивает, впечатленный.

– Я могу привыкнуть к божественным безделицам.

– Не надо, – говорит Таваан. Она выпрямляется, трясет рукой, словно та еще болит. – Там, откуда он явился, больше ничего нет. Пора идти.

* * *

Вчетвером они подходят к камину, огромному, старому и темному. Пока они идут, Сигруд понимает, насколько произошедшее утомило Шару: она кажется слабой и постоянно моргает, словно борясь с обмороком.

– Знаешь… Я спрашиваю себя, изменит ли это хоть что-нибудь, – говорит она.

– Зачем же еще нам это делать? – спрашивает Сигруд.

– Я имею в виду жизни обычных людей, – объясняет Шара. – Мы ведем свои закулисные игры в коридорах власти… но для людей на улицах мало что меняется. Они живут, полагаясь на милость людей вроде нашего врага… и вроде меня. Я переживаю, что Винья была права.

– В чем? – спрашивает Мальвина.

– В том, что власть не меняется. Она просто меняет одежды. Божества творили реальность для своего народа. А когда их не стало, освободившееся место заняло правительство. Мало кто может на самом деле выбирать, как ему жить. Лишь немногим хватает силы решать, какой будет их реальность. Даже если мы победим – изменится ли это?

– Сосредоточимся на текущих задачах, – говорит Сигруд. – Такие грандиозные проблемы выше нас.

– Ты прав. Конечно, ты прав, – когда они приближаются к камину, Шара вздыхает. – Я не понимаю, как тебе это удается, Сигруд.

– Что именно?

– Не останавливаться, – говорит Шара. – Есть преступления, ужасность которых понимаешь, лишь когда становишься старше. Вот я сижу, вдали от Тати, зная… зная, что, скорее всего, больше никогда ее не увижу. Не услышу ее голос, не почувствую аромат ее волос и пальцы, сплетенные с моими. Такое ощущение, что кто-то воткнул в меня шип и с каждым вздохом он вонзается все глубже в сердце. И это заставляет меня переживать, что ты был прав.

Мальвина забирается в камин и жестом велит Сигруду сделать то же самое. Он подчиняется, но смотрит опять на Шару, сбитый с толку и встревоженный.

– Прав в чем?

– Когда сказал, что участие в битве не стоит того, – говорит Шара, – чтобы жертвовать своими детьми. – Она смотрит на Сигруда, ее усталые глаза горят на морщинистом лице. – Мне жаль, что так случилось с Сигню. Я сожалею о многих вещах. Но об этом – чаще, чем обо всем остальном.

Еще одно мгновение они смотрят друг на друга через границу камина, разделенные годами, скорбью и самой смертью. Сигруд пытается придумать какие-нибудь слова, но ничего не выходит.

Мальвина касается стены камина. Мир выворачивается наизнанку.

Внезапно Сигруд вываливается из теней под открытое небо, в ночь. Он успевает восстановить равновесие и, не упав, делает несколько неуверенных шагов вперед. Останавливается, смотрит по сторонам – они в парке, как и обещала Мальвина. Позади него маленькая заброшенная сторожка возле асфальтовой тропинки. В дверях сторожки трепещет воздух, и оттуда выходит Мальвина с мрачным лицом.

Она окидывает его взглядом с головы до ног.

– Готов?

Сигруд подходит к сторожке и видит, что это простая и пустая деревянная будка. Он ощупывает стену одной рукой, почти желая проникнуть сквозь нее, найти Шару и снова к ней прикоснуться, провести еще одно мгновение со своей подругой.

– Я спросила, ты готов? – говорит Мальвина.

Рука Сигруда падает.

– Да.

– Хорошо. Тогда слушай.

* * *

Вошем скользит сквозь мирградские улицы, как пылинка сквозь солнечный луч. Он теперь движется осторожно, прислушиваясь к трескучему гудению электрических фонарей, к гудкам и тарахтению далеких автомобилей. Он уже много раз ходил этими тропами, и все кажется таким же, но то видение задержалось в его разуме: стены превращаются в темное основание башни, которая тянется к небесам…

Он вздрагивает, приближаясь к своему жилому дому – одному из многих, потому что ему приходится постоянно перемещаться, чтобы оставаться в безопасности, – и замирает перед дверью.

Бросает взгляд вдоль улицы. Ищет витающие в воздухе возможности.